БИТВА ЗА ДЖИНБАР

(ложноэпистолярная повесть)

Прелюдия

Стоletterная Война

Марсоход фон Горбах

Письмо из гондарского ̶г̶о̶н̶д̶... хостеля

На дне

"Великая Эфиопская Стена"

Всё ещё на дне

Triumphus!

Рай для придурка

Прелюдия

За пару дней до отлёта в Эфиопию меня спросили, не опасаюсь ли я коронавируса - мир погружался в панику и уже были отменены рейсы в Юго-Восточную Азию, но я, с счастью, улетал в перпендикулярном направлении. Последнее, чего я опасался в тот момент - это коронавирус... Я боялся, в хронологическом порядке: потери багажа на пересадке в Аддис-Абебе, топливного кризиса, охватившего район Симиен, неожиданных бюрократических препон на входе в национальный парк - охранная грамота была при мне, но давала себя знать приобретенная в процессе её выбивания психологическая травма, - ну и, наконец, в какой-то мере я опасался и самого каньона. Это не бахвальство и не поза: я действительно не слишком опасался этого каньона, и тому есть причины. Меньше самого каньона я боялся только коронавируса и авиакатастроф...

Год назад, а конкретно восьмого января 2019 года в 20:48 по иерусалимскому времени (18:48 по Гринвичу, 14:48 по Вашингтону, 18:48 по Москве и 9.01.2019 5:48 по Соломоновым островам) я получил следующее сообщение от Андрея Додзина:

- Ян, привет. Я вот что подумал: как тебе нравится страна Испания?

Меня приглашают в каньоны Испании... - лёгкое недоумение, хотя почему бы и нет. Мне не пришло в голову, что Андрей начинает разговор сильно издалека - как в бородатом анекдоте про поцелуй в задницу...

- Очень :)

- Прекрасно!!! Тогда вопрос... Как ты смотришь на водные каньоны Испании?

- Положительно, и даже один раз настолько собрался, что купил гайдбук, но не сложилось. В принципе я уже довольно "упакован" на 2019, но какие конкретно планы ты имеешь в виду?

Никогда не нужно с ходу отказываться от предложения, даже если ты "упакован" выше крыши - много лет назад я сформулировал для себя этот нехитрый "лайфхак" и стараюсь ему следовать...

- Пройти в целях тренировки три каньона v6a4. Или три v5a5.

"Тренировки" к ЧЕМУ?.. А, впрочем...

- А в какие числа и сколько дней?

- В начале июля. Дней... Ну наверное неделя. Настоящая цель это Джинбар в Эфиопии.
Ооопа! Опа-па!!! Опп-па-па-па... После секундного замешательства и лихорадочной работы мысли:

- Вау! Круто :) Дай мне переварить и прикинуть, что у меня по отпуску. А кто уже идёт с вами и до какого срока нужно решить?

- Сабаба. У нас сильно не хватает людей. Нас пока трое. Больше почему то нет и это очень грустно.

Ни секунды не разделив андреевой грусти и чувствуя, как накренились и неумолимо летят под откос враз померкшие планы на только что наступивший год:

- А когда главная часть, Эфиопия? И, если можешь, пришли мне плиз инфу по каньонам, о которых речь. В первую очередь - испанских. Не люблю ввязываться, не понимая до конца, во что. :) Давно хочу в Эфиопию, и слышал, что там есть классный каньон, но подробностей не раздобыл.

- Эээ. Щас добавлю тебя в группу. Там есть всё

- Спасибо

На следующий день, в 9:22 утра, пританцовывая от нетерпения и едва дождавшись часа, который можно считать "приличным" для инициации диалога с не слишком близким знакомым:

- Привет! Давай обсудим тему Эфиопии по телефону? Можешь дать свой номер и сказать, когда тебе удобно трепаться?

- 050-ххххххх Звони щас

За прошедшую ночь бесповоротно улетели под откос имевшиеся на этот год планы - оставалось лишь окончательно очистить от обломков рельсы, ведущие к Джинбару. А случилось то, что в фейсбучной группе, к которой меня присоединил Андрей, я просмотрел трёхминутный ролик, снятый в 2013 году первопроходцами Джинбара.
После просмотра я сомнамбулой слонялся по комнате, воодушевлённо беседовал с неодушевлёнными предметами, нервно заглядывал в холодильник и не мог дождаться утра, чтобы объявить в телефонную трубку: "Я иду с вами в Джинбар! - ну давайте же, давайте скорее планировать!.."
Забегая вперёд, должен сказать, что ролик этот обладал непреодолимой магической силой: НИ ОДИН из моих друзей, которым я показал его в рекламных целях, не устоял перед искушением принять участие в этой экспедиции...

Вам нужны участники?.. У нас их есть! Я влился в эфиопскую команду не Золушкой-приживалкой, а выгодной невестой с приданым: с помощью волшебного ролика я буквально за пару дней заманил в будущую экспедицию Мишу, Фаню и Костю, и проект "Джинбар" получил зелёный свет. Оставалось лишь сходиться вместе и проработать логистику будущего мероприятия. "Схождение" началось с того, что инициаторы проекта (Виталик, Андрей и Саша "Вектор") протащили нас по тайному маршруту в беспросветных ебенях Иудейской пустыни, дабы на практике проверить, так ли мы круты, как трындит молва. Потом мы сходили ещё один маршрут, и ещё один, всякий раз поражаясь, как одним и тем же делом можно заниматься настолько по-разному. Две составные части нашей команды пришли в каньонинг с прямо противоположных сторон: одни - повыходили из пещер (в прямом, а не культурологическом смысле...), а другие - спустились с горних высей, и разница в технике и стиле - зияла и вопияла... Мы (я и моё "приданое"...) терпеливо, хоть и не без ропота, осваивали технику "сингл роуп" и всякие специфические фенечки, принятые в водном каньонинге, но малоизвестные сухопутным "экстремалам".
Спустя какое-то время, к моему удивлению (о, чудотворный ролик!..) к нам пожелал присоединиться мой немецкий друг, Алекс фон-Гамбург, для своих - Саша Горбач, с которым меня связывают безумные маршруты Реюньона и пик Ленина. Нас стало восемь.
Окончательная спайка группы состоялась, в итоге, не в испанских, а в итальянских каньонах летом того же года. Ну а потом случилось неожиданное: "спелеологическая" часть группы была вынуждена отказаться от эфиопского проекта по причинам личного характера, а попытка поправить дело, перенеся экспедицию на год, ни к чему не привела. "Горная" команда на секунду замерла в растерянности, но к тому моменту мы набрали уже такую инерцию, что о сворачивании планов не могло быть и речи. Как ракета, от которой неожиданно отделились разгонные ускорители, мы врубили двигатель второй ступени и продолжили набирать высоту...
Пятерых участников мне показалось маловато для подобной экспедиции, да к тому же, что будет, если кто-то из нас отвалит в процессе подготовки - пророческое, как оказалось, соображение... - и поэтому я решил провести дополнительную мобилизацию.
Снова закинул старик невод в тихий омут своих чертяк-приятелей и вернулся невод с первосортным уловом: с Володей Кондратьевым. Ещё раз закинул - и затрепыхался в нём беспомощно Мишка Забежанский, за шесть долгих лет успевший призабыть, в какую беспросветную жопу я затащил его когда-то на Реюньоне...

К середине сентября, после бесконечных согласований, мы, наконец, были обилечены на 27-е февраля и я, облегченно выдохнув, позволил себе забыть о Джинбаре на целых два месяца: на передний план выдвинулась и повисла на носу октябрьская поездка в Непал. Мне трудно жилось до эпохи "коронавируса" - я едва успевал справляться с непрерывным потоком путешествий...

Стоletterная Война

Возвращение из Непала означало для меня возвращение к Джинбару, и я принялся добросовестно вникать в тему. Я понимаю, что на фоне многомесячной подготовки и купленных заранее билетов, фраза "принялся вникать в тему" звучит несколько странно, но у меня есть некоторое извиняющее обстоятельство: изначально не я был движущей силой проекта, расслабленно катился вслед за инициаторами и наслаждался необычной для себя ролью незамороченного ведомого. В ноябре мне пришлось принять неизбежное, вытолкнуть себя из зоны психологического комфорта, и я сразу же обнаружил две темы для беспокойства: климат и эфиопскую бюрократию. Проблема с климатом заключалась в том, что лишь теперь до меня дошло: мы прибудем в Симиенские горы в конце сухого сезона, а "сухой сезон" в Симиенах означает АБСОЛЮТНО сухой сезон, который продолжается с ноября по апрель. Испанцы прошли этот каньон в ноябре и оценили его водность в 4 балла из семи возможных, а мы попадём в него только в последние дни февраля! Заглянув в архивы климатологической службы, я обнаружил, что в предыдущие два года, с конца октября по март в Симиене не выпадало ни капли воды, и спина у меня покрылась холодным потом: а будет ли там вообще вода? Не будем ли мы спускаться вместо водопада по абсолютно сухой, безжизненной стене, а потом двое суток брести через гнилые лужи, меж разлагающихся птичьи тушек и остовов павианов, покрытых ковром из мух и червей?.. И это ещё не самое страшное! А вдруг он пересохнет настолько, что мы умрём от жажды посреди этого беспощадного каменного мешка: бесплодно взывая о помощи, обессилевшей рукой отталкивая наглеющих с каждой минутой стервятников?.. Я ринулся в сеть, лихорадочно пытаясь отыскать фотографии Джинбара в конце зимы, и увиденное не принесло мне успокоения: на единичных с трудом найденных снимках желтели безжизненные отвесы, на которых невозможно было разглядеть никаких проявлений текущей воды: ничего похожего на рекламные фотографии Джинбара, где бурный поток, как из брандспойта выстреливал из узкого горла каньона и устремлялся вниз с полукилометровой высоты в окружении пронзительно зелёных отвесов.
Я давил в себе приступы паники, железной рукой пресекал попытки разорить холодильник (я отношусь к тому психологическому типу, который перманентно жрёт в стрессовых ситуациях...) и вёл психотерапевтические беседы с единственной женщиной нашей экспедиции: Фаня опасалась потопов и наводнений, а сушь её не только не пугала, но и радовала, и это благотворно влияло на мою психику... В итоге, поразмыслив, присмотревшись к карте и пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что такая магистральная река, берущая начало в высокогорном районе и обладающая приличным водосбором, не может пересыхать полностью. Если в Израиле, в котором сухой сезон длится чуть ли не полгода, такое убогое несчастье, как ручей Завитан, не пересыхает полностью даже к концу августа, то уж гигант масштабов Джинбара тем более не пересохнет.
Вторая из озаботивших меня проблем была серьёзнее. Дело в том, что каньонинг определённо не является профильным родом деятельности для эфиопского туризма и потому не подпадает ни под какие административные регуляции. Ещё на стадии предварительного обсуждения по умолчанию принималось, что мы каким-то образом "просочимся" в Джинар без каких-либо специальных разрешений. Задним числом я понимаю, что думать подобным образом - отменный инфантилизм, но мы почему-то рассуждали именно так. Я знал, что управление национального парка приставляет вооруженную охрану к любой туристической группе, значит у нас неизбежно будут сопровождающие, но думалось почему-то - над нами витало эдакое аморфное "облако мысли" на эту тему... - что мы наймём себе гида, с которым поделимся своими каньонинговыми чаяниями, а уж он-то "как-нибудь всё утрясёт". Быть может (такой сценарий, как ни странно, казался нам тогда реальным!..), мы просочимся к Джинбару какими-нибудь "огородами", а если нас поймают, с совковой непринуждённостью выпучим глаза и промычим-проблеем что-нибудь в стиле "а мм-ыыыы не знаааа-ли".
С момента, когда я окончательно принял бразды в свои руки, такая вопиющая брешь в логистике не давала мне покоя. Не знаю что думают обо мне те, кто вообще думает обо мне, но я крайне не спонтанен и физически не переношу никакой неопределённости. Разумеется, я понимаю, что в нашем деле всегда будут присутствовать принципиально неустранимые неопределённости, но наличие хоть одной принципиально устранимой, но не устранённой, лишает меня сна и покоя... На протяжении месяца, последовавшего за возвращением из Непала, в моём "аморфном облаке мысли" один за другим стали конденсироваться угрюмые свинцовые сгустки, и к концу ноября оно окончательно превратилось в грозовую тучу. Я разыскал мейл парня по имени Хосе - организатора испанского первопрохода - и написал ему следующее письмо:
"Привет Хосе! (все экстремалы - братья, решил я, поэтому некоторая степень фамильярности будет в подобном письме вполне уместна)
Меня зовут Ян Рыбак и я пытаюсь в данный момент организовать каньонинговую экспедицию в Джинбар. Я очень внимательно изучил твою страницу в интернете: она великолепна, информативна и снабжена первоклассными схемами (ничто так не располагает к человеку, как небольшая порция обоснованной лести!). Тем не менее, у меня остался не прояснённым один вопрос, имеющий отношение к национальному парку. Не мог бы ты мне, пожалуйста, объяснить, каким образом вы имели с ними дело? Тяжело ли получить у них разрешение на прохождение каньона, и каким образом вы организовались в плане рейнджеров, сопровождавших вас в этой экспедиции? (я тщательно выбирал формулировки, поскольку не исключал и тривиальную "дачу на лапу", но спрашивать в лоб о возможности такого сценария как-то не комильфо...)
Заранее благодарю,
С глубочайшим уважением,
Ян"

Через день пришел ответ от Хосе, он был на испанском, и я, сгорая от нетерпения, протащил его через гугловский переводчик:
"Ола, Ян!
Я не очень хорошо говорю по-английски, поэтому пишу на испанском, а ты можешь воспользоваться переводчиком (уже воспользовался...).
Я очень рад вашей экспедиции в Джинбар. Мы организовали пермит ещё дома, спасибо нашему гиду и ещё одному европейскому чуваку, который живёт и работает в Эфиопии (он держит гостиницу в национальном парке Симиен). Самый лучший вариант - это связаться с ним и организовать получение пермита заранее. Поскольку этот каньон был уже нами пройден, и им понравился этот род активности (неужели под "им" он подразумевал эфиопских "официальных лиц"? - недоумеваю...), я не думаю, что вам будут чинить препятствия (горькая улыбка, переходящая в сардонический смех - вот, что вызывает у меня сегодня это соображение...). Наш гид Геч - отличный парень и он любит приключения, а это очень важно для организации подобного рода активности, сильно отличающейся от обычного треккинга. Свяжитесь с ним насчет цен, еды, количества обслуги и т.п. Хозяина отеля, который имел дело с разными местными политиками, зовут Ник. Он оказал нам неоценимую помощь, несмотря на то, что не был с нами до этого знаком.
Салюдос!
Хосе"
К письму прилагались "адреса и явки" Геча и Ника.
Я сидел и задумчиво почесывал репу. Передо мной вырисовались две альтернативы: быстренько засунуть эту репу обратно в песок, и продолжить, как ни в чем не бывало, нестись на Джинбар с русским "авось" наперевес, либо инициировать тягомотный процесс получения пермита с неизвестным заранее результатом. С одной стороны, испанцы его уже однажды получили, а потому, как утверждает этот парень, "нам вряд ли станут чинить препятствия", а с другой: если нам скажут "нет", мы обнулим тем самым любые шансы просочиться в Джинбар огородами.
Поразмыслив пару дней и потерзавшись сомнениями, я решительно качнулся в сторону легализации наших планов: играть в азартные игры с государством не хотелось. Тем более - с государством африканским...
Отправляя первое письмо на имя Ника - того самого "европейского чувака, который живёт и работает в Эфиопии" - я понятия не имел, в какую грандиозную эпистолярную кампанию ввязываюсь: сколько атак и отступлений нас с ним ожидает, сколько прорывов фронтов и арьергардных боёв, заходов с фланга и обманных маневров, локальных побед и сиюминутных поражений, казавшихся иногда окончательным разгромом. С другой стороны, уже на первом десятке писем мне стало понятно, что ни о каком "просочиться" не могло быть и речи: без помощи Ника и без официального пермита у нас не было ни одного шанса попасть в русло этого каньона. Думаю, ни один гид, включая и Геча, даже не стал бы обсуждать с нами подобную возможность. За два с половиной месяца переписки, которая продолжалась почти до самого отлёта в Эфиопию, мы с Ником отправили в различные инстанции примерно восемь десятков (!) мейлов - общий объём переписки, считая с ответами: 163 мейла... Помимо этого, в процессе утряски логистики я ещё отправил десяток писем на адрес Хосе и около трёх десятков - Гечу, но на фоне переписки с "официальными инстанциями", переписка с Гечем и Хосе теряется, как холмы Галилеи на фоне Гималайского хребта...
Я прошел всю войну до самого ̶Б̶е̶р̶л̶и̶н̶а̶ пермита плечом к плечу с бравым британцем Ником, и к концу этой кампании мы сдружились, как два боевых товарища: я с полуслова стал понимать, что от меня требуется в каждый момент эпистолярного сражения: к кому и с какими словами обратиться, к чему взывать, на какие болевые точки надавить и какие мины аккуратно обойти стороной. Особенно ответственные письма я посылал Нику для утверждения и коррекции, а все решающие атаки он непременно дублировал собственноручно написанными посланиями: его отточенные многолетней практикой стрелы способны пробить дубовую дверь бюрократического кабинета толщиною в пять дюймов (из уважения к Нику, я временно перехожу к использованию британской имперской системы мер и весов...)

Ещё в сентябре я создал ивент на Фейсбуке и периодически отчитывался перед участниками проекта о ходе эпистолярных боёв. По моему обыкновению, каждый отчет сопровождался выразительной картинкой. Первый был опубликован 28 ноября, и в нём я извещал команду об открытии бюрократического фронта:

"Эфиопцы, привет!

Пришло время продолжить подготовку к нашей экспе.

Мне удалось списаться с организатором первопрохода в 2013м, и он объяснил мне, что они таки да получали официальное разрешение на Джинбар и дал соответствующие контакты. Он ответил мне на испанском, но с помощью Гугля и сотрудника-аргентинца мне удалось адекватно перевести его ответ на язык Шекспира (далее следовал текст письма от Хосе, процитированный мною выше).
В свете всего этого, я считаю, что нам не стоит пытаться играть в азартные игры с государством Эфиопия, нам стоит отправиться путём, проторенным испанскими товарищами.

Я планирую буквально уже завтра написать и гиду по имени Гетч, и этому "европейскому резиденту в Эфиопии". Что скажете?

П.С. Если не имеете чего сказать, то хотя бы поставьте лайк в знак того, что следите за событиями"

В одном из первых писем, полученных мною от Ника, содержалось интересное предложение, от которого в складывавшихся обстоятельствах практически невозможно было уклониться: оказать в той или иной форме гуманитарную помощь эфиопскому народу, а конкретно - местной общине Симиен. Циничный ум совкового гомункулуса (точнее - все семь...) немедленно заподозрил подвох и завуалированную оплату, но короткая прогулка по ленте Ника в Фейсбуке вернула мне веру в человека - как минимум, в одного конкретного. Эту веру я потом всю дорогу пытался транслировать на остальных участников. Через свой лодж (Хосе называл его "гостиницей"...), расположенный на въезде в национальный парк, Ник осуществлял в Симиене большие благотворительные проекты: на его счету уже была новая школа, а в данный момент лодж проводил мобилизацию денег на постройку больницы. Формула мероприятия гласила, что к каждому евро, вложенному сторонним творителем блага в строительство больницы, лодж Ника добавляет свои два, и ещё один добавляет некая организация, названия которой я не запомнил. Таким образом, любой грош частного жертвователя обрастал ещё тремя и превращался в четыре.
Другой стороной прогрессорской деятельности Ника стало продвижение в Симиене приключенческих видов туризма: на его счету, помимо каньонинговой экспедиции испанцев, числилась помощь в организации первого в Эфиопии бейс джампа и какой-то экспы скалолазов. Общим знаменателем обеих ипостасей деятельности Ника было то, что экстремалы, возжелавшие перенести арену своих подвигов в Симиен, участвовали в местных благотворительных проектах, а их участие, в свою очередь, служило эффективным тараном для пробивания бюрократических заторов на пути самих экстремалов. Среднестатистический эфиопский чиновник от туризма не имеет понятия о том, что белые толстосумы способны на что-то ещё, кроме неспешных прогулок от лоджа к лоджу в окружении свиты и охраны, а узнав о скрытом потенциале своих дойных коров, прилагает все усилия, чтобы этот потенциал не был реализован. Причина - проста и понятна любому постсоветскому человеку: "как бы чего не вышло". В отличие от нашего брата "экстремала", эфиопский чиновник не ищет на жопу приключений: цель его жизни - донести этот жизненно важный орган в целости и сохранности до самой пенсии. Он не любит отрывать его от тёплого и доходного кресла, а в идеале мечтает пересадить в ещё более тёплое и доходное. Понятно, что выковырять такую жопу из укрытия без эффективного рычага практически невозможно, и таким рычагом служило участие эктремалов в благотворительных проектах Ника. Поскольку мне, в принципе, не чужда идея благотворительности в форме строительства школ и больниц, я с лёгкость принял его предложение. После задумчивого обсуждения, наша команда решила вложиться в строительство симиенского госпиталя. Мы выделили на это сумму денег, которая, по нашим представлениям, должна была выглядеть значительно в глазах африканского чиновника, но не пускала нас самих по миру. Сумма, вероятно, была достаточной, для того чтобы в случае отказа в пермите чиновник мог опасаться обвинений в безразличии к здоровью собственных сограждан...

Соответственно, второй мой отчет перед командой был посвящен этому деликатному вопросу:

"Отчитываюсь о переписке с Ником.

Я предложил ему, что мы вложим в проект его лоджа "400% IMPACT" свои 500 евро с группы (это примерно 70 евро с носа, что, на мой взгляд, вполне разумная сумма за пермит на Джинбар). Суть проекта в том, что к каждому пожертвованному еврику некая организация (не суть какая) добавляет один свой, а лодж Ника - ещё целых два, и итоговая сумма идёт на постройку больницы в р-не Симиен. То есть наши 500 превращаются в 2000"
Несколько циничное обсуждение этого вопроса участниками экспедиции я тут опускаю, дабы не травмировать нежную душу читателя, важно лишь то, что в итоге мы действительно прониклись уважением к Нику и симпатией к обоим его проектам.

Следующим этапным письмом была челобитная начальнику национального парка Симиен: мы собирались резвиться на его территории, и была несомненная логика в том, чтобы попросить у него на это разрешение.
Отчёт номер три от 7.12.2019:

"Продолжение эпистолярного романа. Послал Нику челобитную для эфиопского начальника:

Уважаемый сэр,
мы, группа из семи человек из Израиля и Германии (Саша Горбач, наш фальшивый немец, придал нам статус "международной экспедиции" и грех было этим не воспользоваться...), хотели бы организовать каньонинговую экспедицию в каньон Джинбар - в том же стиле, в котором это было реализовано испано-итальянской командой в 2013 году. Мы находимся в контакте с этой командой, и они посоветовали нам обратиться к вам за получением разрешения (ясный намёк на проторенную дорожку: "ты дал уже один раз такое разрешение, и мы это знаем!")"
Далее следовали логистические подробности, полный список участников и, наконец, в самом конце я деликатно приобнажил кончик тарана, которым планировал пробивать бюрократическую стену, в случае, если адресат надумает её построить:
"Будучи вдохновлены здравоохранным проектом Симиен Лоджа, мы планируем вложить 500 евро в это замечательное предприятие и способствовать продвижению в социальных медиа, как самого проекта, так и Национального Парка Simien Mountains и местной общины."
Заранее благодарен (попробуй теперь отказать!..)
Искренне ваш, Ян Рыбак, лидер экспедиции".

Короче, ждём ответа и потихоньку готовимся к поездке.

Ник предупредил меня, что эфиопские чиновники не страдают привычкой отвечать на письма частных просителей - дабы не пришлось вырубать топором, написанное пером, - так что я не должен удивляться, если не получу ответа. Но и волноваться тоже не следовало: его, Ника, люди в национальном парке навестят начальника лично.
Через несколько дней, а именно 20 декабря, почти месяц с начала переписки, Ник сообщил мне, что его людям сказали "ДА", и я безудержно возликовал! В страшном сне мне не привиделось бы тогда, что всё это - только начало, и что эпистолярное сражение не только не выиграно, но даже ещё не началось.
Я отчитался перед командой о якобы полученном "зелёном свете" и о "незначительной дополнительной помехе", которую - тогда я в этом не сомневался - мы устраним без малейших усилий:

"Всем привет! Хорошая новость: первый важный барьер взят: мы получили разрешение от Нац. Парка! :) Правда, оказалось, что это ещё не вся бюрократическая процедура, и им нужна бумажка "из центра" на тему нашей фото-видео аппаратуры. Такую записку получил Ник от своего менеджера в Симиен:
"Они [Национальный Парк] сказали "ДА", но им нужно подтверждение из EWCA [Управление по охране живой природы, аналог израильского Управления Нац. Парков и Заповедников, ака "РАТАГ"] на тему того, будут ли каньонщики использовать в экспедиции видеоаппаратуру. В этом случае они должны оплатить пермит на видеосъёмку в офисе EWCA в Аддис-Абебе".

А сам Ник прислал мне запрос на письмо в Аддис-Абебу, в EWCA, в котором мы должны отчитаться о наличии (в нашем случае - об отсутствии) видеоаппаратуры, сказать, что всё это мероприятие - чистый спорт и, что мы мечтаем "продвигать Эфиопию", они, типа, это любят.

Только что отправил ему письмо на утверждение. Ждёмс...

Далее последовала бессмысленная и беспощадная переписка с "эфиопским Ратагом", не оставлявшая мне моральных сил на последовательные отчёты: раз за разом я пытался прижать эту организацию к ковру, но борец был хорошо промаслен и выскальзывал ужом. В тот момент, когда мне показалось, что противник окончательно додавлен и заветный пермит у меня в кармане, на меня был, фигурально выражаясь, «перевёрнут дубовый стол» - в попрание всех борцовских правил и кодекса спортивной чести. Я был распластан, раздавлен, опустошен... Разжимая слабеющую хватку, я прощался с Джинбаром: исчезающая в затуманенных небесах и на глазах тускнеющая недостижимая мечта...

Вкратце и не называя настоящих имён всё ещё действующих лиц, всё происходило следующим образом. Получив от Ника "добро" на используемые формулировки, я отправил соответствующему "официальное лицу" (назовём его ОэЛ) короткое письмо, в котором, глядя перед собой честными глазами, перечислил незамысловатую фотоаппаратуру, которую мы планировали взять с собою в каньон - за исключением ГоуПро, чтобы не смущать начальственный ум ненужными сомнениями. Я недвусмысленно дал понять, что создание кинополотна не входит в наши скромные планы (в итоге, господь наказал нас, отправив в пропасть и в небытие Фанин ГоПро...), сложил ручки на коленях и стал ждать положительного ответа.

Поскольку я уже знал, что эфиопские чиновники предпочитают сложные распасовки прямому ответу, я не удивился, что ответ пришел, во-первых, не от "официального лица", а от его заместительницы (назовём её для краткости ЗОЛ, тем более что эта аббревиатура, как нельзя лучше характеризует роль дамы в разворачивающейся катастрофе), а, во-вторых, - не мне... В письме дама обращалась лично ко мне, но само письмо было отправлено кому угодно, но только не главному адресату: ОэЛу, Нику, менеджеру Ника, начальнику нац. парка, а я, в итоге, получил "судьбоносное послание" через Ника. Этот шедевр африканской бюрократической логики настолько прекрасен, что я не могу не привести его дословно:

"Уважаемый Ян Рыбак,
Спасибо за Вашу заинтересованность в посещении национального парка Simien Mountains (World Heritage Site). Я надеюсь, Вы получите большое удовольствие (когда я перечитывал послание во второй раз, в этом месте мои руки мысленно потянулись к её горлу...).
Что касается Ваших планов по организации каньонинговой экспедиции в этом парке, то Вы отметили, что не собираетесь использовать видеокамеру. ОДНАКО ВСЕМ ИЗВЕСТНО, ЧТО ВИДЕОКАМЕРЫ ВСЕГДА ИСПОЛЬЗУЮТСЯ В ПОДОБНОГО РОДА МЕРОПРИЯТИЯХ (выделено мной, чтобы подчеркнуть изумление, с которым я читал и перечитывал этот образец наивной бюрократической наглости) Таким образом, в соответствии с нашими правилами, Вам следует уплатить за право использования видеоаппаратуры и производства фильма.
Искренне Ваша,
эфиопская Маша...

Письмо это было получено 23 декабря - прекрасный "рождественский подарок" нам с Ником...
Дальнейшую переписку я опускаю, скажу лишь, что мы - я и Ник - атаковали бюрократическую крепость одновременно с двух флангов, пытаясь донести до ОэЛа и его заместительницы незамысловатую истину: спортивное мероприятие без создания профессионального кинополотна в стиле "Дискавери" - не только возможное, но и широко распространённое явление.
Последней точкой в этой эпопее – тем самым «перевёрнутым на меня дубовым столом» - стало одно короткое письмо, вышедшее из-под пера "заместительницы". Когда ей стало понятно, что настаивать на платеже (а речь шла о трёхзначной цифре в долларах) нет больше ни причин, ни предлогов, ушлая девица просто перевела стрелки в другом направлении...
Эта катастрофа разразилась 10 января - за полтора месяца до отлёта в Эфиопию.
Письмо гласило:

"Уважаемый Ян Рыбак,
Касательно Вашего запроса на тему каньонинга (моя скромная объяснительная на тему фотоаппаратуры ударилась оземь и обернулась "запросом на тему каньонинга"!..), мы проконсультировались с экспертами нашего Управления. Их заключение состоит в том, что Джинбар - это эксклюзивный район размножения абиссинского горного козла (Walia Ibex) и других диких животных. Таким образом, этот район должен быть закрыт для любых спортивных мероприятий. В Ваших интересах было бы подыскать себе другой район - такой, например, как Лималимо в западной части национального парка (район, в котором, если я правильно понял, орудовали какие-то европейские скалолазы, и в котором, если верить Google Earth, нет каньонов, подходящих для каньонинга...)"
Письмо завершала туманная приписка, возможно, имевшая целью "закруглить" мутный вопрос с оплатой видеоаппаратуры: "Пока закон о дикой природе, который в данный момент пересматривается, не будет сформулирнован и реализован, Вы освобождаетесь от оплаты.
Искренне Ваша,
эфиопская Маша"
Оставив висеть на экране пропитанный ядом документ, я откинулся на спинку кресла и уставился в заоконные небеса - ещё вчера столь радужные, а сегодня съёжившиеся до размера овчинки... Затем, я поговорил по телефону с каждым израильским участником экспедиции: в минуты трагедии как никогда важен непосредственный контакт с разделяющими твоё горе людьми.

На следующий день, со сдержанным достоинством перед лицом неумолимого Фатума я "официально" отчитался перед всей группой на ивенте:

"Битва за Джинбар...

Думаю, все, кроме Саши, уже в курсе, что неожиданным образом, когда казалось, что остаётся уладить лишь вопрос об оплате (а точнее - НЕ оплате) отсутствующей у нас видеоаппаратуры, эфиопская бюрократия взбрыкнула, и наши шансы на Джинбар заметно уменьшились. Штирлиц не думает, что это - конец, бой продолжается, но мы должны быть психологически готовы к тому, что нам придётся просто погулять по Эфиопии без впечатляющих подвигов. Ниже - немного сокращенная хроника многосторонней переписки между мной, Ником и этой "природоохрЕнной" организацией.

В тот же день я поинтересовался у Ника, проиграна ли битва окончательно, и стоит ли мне продолжать бодаться со стеной, как тупой, сука, горный абиссинский козёл или пришло время расслабиться и приготовиться получать от поездки маленькие конвенциональные удовольствия.
"Не имею понятия, мой друг" - ответствовал Ник, - "ты имеешь дело с тем сортом людей, которые никогда не говорят "да" до самого последнего момента, - вопрос лишь в том, каким запасом настойчивости ты сам обладаешь..."
"Ну что ж" - написал я Нику, - "я буду штурмовать эту крепость до последнего дня перед отлётом: у нас на руках авиабилеты, мы закупили всё необходимое снаряжение и прошли через многомесячную подготовку, так что я не готов просто поднять руки и сдаться..."

Ник остался мною доволен. Истинный британец несгибаем и настырен, но и еврея не так просто стряхнуть: мы пересмотрели свою стратегию, перегруппировались и снова поднялись в атаку...

13 января 2020 года (13 - моё счастливое число, и оно сопровождало многие удачные начинания в моей жизни), поздним вечером, я приготовил ударную дозу черного кофе, придвинул к себе ̶ч̶е̶р̶н̶и̶л̶ь̶н̶и̶ц̶у̶ ̶ клавиатуру компьютера, и отстучал вероятно одно из лучших и абсолютно точно - самое наглое и манипулятивное письмо в своей жизни. Терять мне было нечего...

Затем, я отчитался перед соратниками:

"Битва за Джинбар.

Закусив матросскую ленточку (и удила), ломанулся во весь рост из окопа - на врага-эфиопа: написал своё, возможно, best letter ever. Все манипуляторы мира во главе с Остапом Бендером нервно перетаптываются за углом.

Вот текст после правки Ника, который, с одной стороны, слегка исправил грамматику, а с другой, увы, немного затушевал степень наглости и бескомпромиссности манипуляции:

"Уважаемые ОэЛ и ЗэОэЛ,
Спасибо за Ваш ответ на мой запрос о спуске каньонингом по водопаду Джинбар.
Я внимательно прочитал Вашу информацию, касающуюся проблем с охраной дикой природы, и я склонен предположить, что Ваше заключение на эту тему есть результат неполного понимания того, что представляет собой вид деятельности, именуемый нами "каньонингом". Позвольте же мне изложить Вам некоторые существенные подробности.

Люди, занимающиеся этим видом спорта, преодолевают дикие каньоны, спускаясь вдоль крутых многометровых водопадов и пробираясь по дну узких и глубоких ущелий с вертикальными стенами, и таким образом не имеют возможности побеспокоить редких представителей местной фауны - таких, например, как абиссинский горный козёл. Ни одно дикое животное не в состоянии достичь этих мест, ибо, при попытке в них проникнуть, будет неумолимо сметено стремительными потоками бурных вод. Именно в этом состоит одна из причин, по которым этот род спортивной деятельности настолько популярен во многих странах Европы и Северной Америки, и, фактически, всего мира. Важно, также, понимать, что и сами каньонеры - убеждённые энвайронменталисты, и по этой причине каньонинг разрешен в природных заповедниках Соединённых Штатов Америки - страны, имеющей глубочайшие традиции охраны живой природы. Я спускался по множеству (в реальности - по четырём...) каньонов в Соединённых Штатах, например, - в Национальном Парке Зайон, с его богатейшей флорой и фауной, и передо мной не возникало никаких проблем с получением разрешения на подобного рода мероприятия (три разрешения из четырёх мы выиграли в лотерею...). В странах Европы и вовсе нет необходимости получать специальное разрешение, поскольку в Европейском Союзе пришли к заключению о незначительном, если не сказать - нулевом воздействии, которое наш спорт оказывает на окружающую среду. Каньонинг во многих существенных моментах значительно отличается от горовосхождений и треккинга (простите меня, засранца, за невольную измену - это было отчаянное и бескомпромиссное сражение...) в том плане, что каньонеры не имеют физической возможности тревожить диких животных.

Наша команда шесть лет мечтала о прохождении Джинбара (я включил в понятие "команда" и инициаторов эфиопского проекта, чтобы по максимуму раздвинуть временные рамки мечтаний...), будучи вдохновлена международной испано-итальянской экспедицией, совершившей подобное прохождение в 2013 году (не забывайте, что это всё вы уже позволяли в своё время, и абиссинский горный козёл благополучно пережил испанскую конкисту...). Мы прошли через многочисленные тренировки и многосторонние приготовления, продолжавшиеся больше года, и нами было приобретено большое количество специальных канатов и другого оборудования (вот это, как раз, истинная правда: мы закупили 360м "каната", килограммы станционного железа и изрядно обновили своё личное снаряжение). Наши многочисленные друзья и целые каньонинговые сообщества двух стран - Израиля и Германии - с огромным интересом и вовлечённостью следили за нашей подготовкой, преисполненные неподдельного энтузиазма, вызванного столь незаурядным предприятием, осуществление которого возможно исключительно в горах Симиен в Эфиопии (сам Остап Бендер склонился надо мной в эту минуту и потрепал по плечу, выражая отеческое одобрение... ) Все эти люди несомненно переживут глубочайшее разочарование, если это предприятие будет отменено. Вопреки нашему искреннему желанию, они неизбежно получат негативное впечатление о том, как относятся к нашему спорту в стране Эфиопия.

Скажу больше: движимые тёплыми чувствами к эфиопскому народу и местной общине Симиен, мы планировали вложить значительную сумму денег в здравоохранный проект, осуществляемый под эгидой Симиен Лоджа. Я крайне удручен одной только мыслью, что и это благое начинание будет неизбежно отменено.
Таким образом, я убедительно прошу Вас ещё раз пересмотреть Ваше решение, приняв во внимание все изложенные выше аспекты.
С надеждой на положительный ответ и с наилучшими пожеланиями,
искренне Ваш,
Ян Рыбак, лидер экспедиции.

Сделав, что нужно, и, сказав себе: "будь, что будет", попросив, но - не боясь и не надеясь, в печали, но со спокойною душой я отправился спать.
На следующий день, встав, как принято у меня по рабочим дням, в шесть утра, я обнаружил письмо. Оно было из EWCA и оно - впервые! - было адресовано непосредственно мне. Более того: его автором был ОэЛ собственной персоной! Душа захолонула, ухнула в пятки, приложилась о пол и замерла. Я впился глазами, пытаясь с одного взгляда постичь приговор, затем стал читать. Я читал, чувствуя, как расцветают побелевшие щёки, оживает и возвращается из пяток смущённая поспешным бегством душа, как накрывает меня победоносная волна и смывает в океан счастья...

Я срочно отправил победную депешу Нику и чуть позже отчитался перед товарищами:

"ПОБЕДА!!!

После продолжительных и упорных боёв, сегодня, 14 января 2020 года, наши войска прорвали оборону противника и вышли к берегам Джинбара! Ура, товарищи! :)

В 5 утра (он, сука, всю ночь не спал?..) получил мейл от начальника "эфиопского РаТаГа":

"Дорогой Ян,
Если Вы не собираетесь осуществлять никакую видеосъёмку, Вы можете продолжить подготовку в соответствии со своими планами. В дальнейшем Вам следует быть на связи с администрацией национального парка для того, чтобы получить от них инструкции, позволяющие уменьшить возможное воздействие на некоторых редких представителей животного мира.
С Королевским Уважением,
Ваш Король"

Если вы сейчас отряхнули с коленей крошки попкорна и потянулись к кнопке "Выкл." - не спешите: это ещё не конец "Санта Барбары"... Я, конечно, ни разу не пожалел об откупоренном тем же вечером победном шампанском, но, в сущности, стрелять пробкой было немного преждевременно. Как выяснилось на следующий же день, начальник национального парка, внимательно наблюдавший из укрытия за нашим увлекательным пинг-понгом с EWCA, не то чтобы отозвал своё устное "добро", опрометчиво данное перед началом матча, но, будучи неприятно поражен упорством сопротивления вышестоящей инстанции, почувствовал свою задницу недостаточно прикрытой. Вероятно ему показалось, что она окажется первой в очереди на раздачу в том случае, если с нашей командой случится в Джинбаре что-то неприятное, и он затребовал от нас официальное разрешение от EWCA за подписью и печатью...
Прошёл МЕСЯЦ.
13 февраля, за две недели до поездки, я опубликовал на ивенте понурую записку, не сопровождённую картинкой по причине морального износа и накопленной усталости автора:
Пока не удалось получить официальную "ксиву" с разрешением, всё разрешено только на словах и в мейлах, но поскольку "слово - не воробей" - пословица не эфиопская, Ник не прекращает попыток получить бумагу.

Через день после этого, переполненный желчью и раздражением, отставив в сторону неуместные более приличия, я отправил ОэЛу ядовитое письмо следующего содержания:

Уважаемый сэр,

Как Вы наверняка помните, какое-то время назад я обращался к Вам по поводу каньонинговой экспедиции в Джинбар и получил от Вас положительный ответ.

Основываясь на этом ответе от 14го января, наша команда продолжила приготовления к экспедиции и в данный момент мы полностью к ней готовы. Наши авиабилеты оплачены, а снаряжение закуплено, проверено и упаковано к перелёту.
Параллельно, основываясь на Вашем разрешении, мы обратились к Вашей подчинённой, миссис ЗэОэЛ, за официальным письмом, которое было затребовано от нас управлением национального парка Симиен. Вопреки Вашей ясно выраженной воле, Ваша подчинённая, миссис ЗэОэЛ, даже не сочла нужным удостоить нас ответа. Я вынужден Вам напомнить, что наша экспедиция планировала сделать солидное денежное вложение в фонд помощи местной общине Симиен, основанный Симиен Лоджем. Не далее как вчера, один из управляющих этого лоджа, мистер эН, посетил Ваш офис и имел беседу с миссис ЗэОэЛ, в течение которой она категорически отказалась предоставить нашей команде указанное выше официальное письмо.

Всё это создаёт для нас крайне неприятную и неловкую ситуацию. Должен признать, что мы находимся в состоянии растерянности, поскольку считали, что именно Вы являетесь начальником департамента, с которым мы ведём переговоры о получении разрешения. Означает ли эта ситуация, что нам следуют обратиться за разрешением в государственные инстанции, стоящие над Вашим департаментом?

Мы искренне надеемся, что Вы, всё таки, сумеете убедить Вашу подчинённую выдать нам официальное разрешение, которое позволит нам избежать неприятных затруднений на входе в национальный парк.
Искренне Ваш,
Ян Рыбак, лидер экспедиции.

Ещё через день, 17 февраля, ровно за 10 дней до отлёта, я трудился в своей лаборатории над черепом натуфийского человека исключительной - на тот момент... - сохранности и красоты. В полдень я решил сделать перерыв: отложил в сторону пневмовибратор, снял наушники, защитные очки и маску и потянулся к смартфону. Первой же строкой - она просто выпрыгнула мне в глаза из экрана - красовался только что полученный мейл от ЗэОэЛ с прикреплённым к нему "пидиэфом". Письмо содержало всего одну строку, не считая "здрасти" и "до свидания" и было ледяным, как поцелуй мертвеца, но для меня оно излучало жар и палило напалмом:
"Уважаемый Ян Рыбак,

Разрешение на каньонинг прилагается.

С уважением,

ЗэОэЛ"

Я открыл "пидиэф": это было официальное разрешение на проведение экспедиции, украшенное гербовым козлом (наверняка, тем самым - горным, абиссинским...), подписанное начальником и заверенное государственными печатями.

Возможно, я умер бы от счастья в этот день, если бы буквально через час не произошло событие, изрядно подмочившее мне триумф: при попытке разжать зубы натуфийскому красавцу (меня попросили в интересах науки отделить от черепа нижнюю челюсть, крепко спаянную с верхней кальцитовыми наростами) произошел катастрофический коллапс: черепная коробка отделилась от намертво спаянных челюстей и все мелкие косточки носа и нёба рассыпались в труху. В одно ужасное мгновение прекрасный образец эпипалеолитического европеоида с арийским профилем превратился в жалкого безносого сифилитика. Вспотев от ужаса, я бессмысленно пялился на курящиеся пылью развалины и продолжал сжимать в руке стиснутые, как и прежде, челюсти, зажившие теперь самостоятельной жизнью.
Впрочем, постигшая меня катастрофа, оказалась на поверку всего лишь аварией с более не менее поправимыми последствиями, тогда как триумф с полученным разрешением был несомненен и неотменим. Вечером, я разделил его с соратниками, приложив к отчету письмо от "этой абиссинской козы", "пидиэф" с разрешением и выразительную победную картинку.

После того, как в руках у меня оказалась драгоценная охранная депеша, мне оставалось утрясти ещё вагон и маленькую тележку логистических проблем и нестыковок с Ником и Гечем, но это уже были, так сказать, затухающие локальные перестрелки на фоне взятия Рейхстага...
24 февраля, за три дня до отлёта, я отстукал на ивенте свой последний отчёт:

"Всем привет!

Устало падая в кресло: все переписки утихли, всё, что требовалось утрясти, утрясено.

Последнее письмо от Ника: он с 27 на 28 ночует в Гондаре в гостинице, расположенной в 50м от нашего хостеля, так что мы сможем увидеть и лично поблагодарить своего покровителя. :) Его минибус заберёт нас в 6:30 утра от нашего хостеля.

Последнее письмо от Геча: у него всё готово и в 8:30 он встретит нас в Дебарке возле офиса Нац. Парка.

П.С. Уффффф...

Одна из тем, усиленно обсуждавшихся на протяжении многих месяцев перед поездкой, - тема пробивки: сколько брать с собой болтов, ушей, спусковых колец, свёрл и запасных батарей. Как защитить драгоценную дрель от угрозы утопления и брать ли средства для пробивки вручную, если она, всё-таки, утопнет. Поначалу, я был убеждённым минималистом и шапкозакидателем и ссылался на опыт Реюньона. "Мы прошли "Парк Юрского Периода" безо всякой дрели, а там половина станций была разрушена, мы ходили иорданские каньоны безо всяких болтов и ни разу нас не эвакуировали вертолётом!" - я неистовствовал и рвал на груди рубаху, хотя, вообще-то, наши геройства в "Парке Юрского Периода" всегда приводил, как пример глупости и несусветного пофигизма. "Мы идём в пробитый испанцами каньон, и в худшем случае нам придётся оставить там пяток болтов (мы оставили двадцать шесть...)": мне не хотелось тащить через каньон тонну железа на своих ахиллесовых коленях и, к тому же, надо мной довлел опыт Мадагаскара: в этой тьмутаракани, в каньоне, который вряд ли посещаем чаще, чем раз в несколько лет, все болты первопроходцев оказывались на своём месте и пребывали в полной исправности.
К счастью, соратники меня не послушали: мы взяли с собой в Джинбар больше трёх десятков болтов и два десятка спусковых колец, притом кольца ушли практически все, и на коротких спусках мы просто продёргивали верёвку через ухо болта.

Другая проблема, встрепенувшая нас незадолго до поездки - это количество свёрл и запасных батарей: глупо тащить с собой три десятка болтов, если батарей для дрели хватит лишь на пятнадцать. Я отправил Хосе вопрос о характере пород, которыми сложен каньон Джинбара, и через пару дней получил ответ: базальт. Это плохо, потому что базальт - очень твёрдая скальная порода: гораздо твёрже известняка, с которым у нас имелся хоть какой-то опыт работы.
Мы решили провести модельный эксперимент по сверлению, но проблема в том, что ближайшие массивные выходы базальта в Израиле находятся на Голанских высотах - тащиться туда через полстраны, чтобы просверлить несколько отверстий, не хотелось. Не хотелось тащиться даже мне, живущему в Хайфе, не говоря уже, например, о Фане, живущей в глухой провинции почти у Мёртвого Моря, а у неё на тот момент хранилась наша экспедиционная дрель. "Если Магомет не хочет идти к горе - подумал я, - мы притащим гору к Магомету" и тут же вспомнил, что у меня, самодельного палеонтолога, есть геологическая карта Израиля, которую я когда-то раздобыл для поиска триасовых аммонитов в кратере Махтеш Рамон... Карта рассказала мне, что ближайшие к Хайфе выходы базальта находятся на перекрёстке Голани - вдвое ближе, чем Голанские высоты и - что вообще прекрасно - в двадцати минутах езды от моей работы. Несколько дней дожди не позволяли мне осуществить задуманное, но, наконец, хляби угомонились. В первый погожий день, в обеденный перерыв, я выскользнул из офиса, прыгнул в машину и помчался "за горой". Прямо на перекрёстке Голани, возле Макдональдса и мемориала павшим воинам, я приметил черные холмы явно искусственного происхождения: судя по цвету, это был базальт. Развернулся, подъехал вплотную: базальт! "Холмы" оказались отвалами, нагромождёнными после каких-то строительных работ. Я вышел из машины, воровато огляделся, шагнул к "холмам" и тут же обнаружил себя по щиколотку в болоте. Долго выбирал валун покрасивее, обхватил руками, присел, попытался оторвать - "сссука..." Выбрал другой, поменьше: "ссссука!" Базальт - порода не только твёрдая, но и довольно тяжелая. Умерив аппетиты, облюбовал пару валунов помельче, и, чувствуя себя идиотом в свете софитов, перетащил их в багажник. Попытался соскоблить болото с кроссовок: "сссссука..." Попрыгал, потоптался в лужице, поковырял палочкой: "сууууука..."
Вернулся на работу. Оставляя вопиющую черную цепочку на сером ковролине, прошмыгнул в свою комнату, отёр пот со лба и отправил ликующее сообщение в "Вотсапп": "Базальт - наш!"
Шабаш сверления базальта состоялся субботним утром в пикниковой зоне в центре страны. Выяснилось, что одной батареи хватает на тринадцать отверстий, поэтому решено было взять в Джинбар три штуки. В итоге, правда, оказалось, что наш голанский базальт куда качественнее ихнего, абиссинского, поэтому на двадцать шесть дырок у нас ушло всего полторы батареи, но лучше "пере", чем "недо", так что всё мы сделали правильно. Параллельно, Володя пытался долбить базальт вручную, но быстро задолбался и бросил: по прикидке получалось, что на установку одного болта вручную будет уходить порядка часа. Мы поняли, что дрель нам лучше не топить.

Марсоход фон Горбах

В мире набирает силу коронавирусный шторм, и первые язычки волн уже лизнули "Бен Гурион" - таким пустынным я его ещё не видел. Мы с Володёй бредём от поезда к зачумленному аэропорту, и у нас три больших багажа на двоих. Третий мы волочим, как зашитый в чёрный мешок труп, вызывая подозрение у работников спецслужб.

В зоне вылета, помимо обычной безналоговой торговли материальными ценностями, развёрнут и латок с опиумом для народа. Строгие правила карантина ещё не введены, и точка по раздаче коронавируса пашет в три смены... Бойкие "хареды" вылавливают из толпы любое лицо с мало-мальски семитскими или хотя бы не ярко выраженными антисемитскими чертами и пытаются окольцевать тфилином. Я привычно уклоняюсь: "спасибо, не надо", а оба Миши решают принять благословение. Счастливые хареды накладывают им тфилин. Со стороны сцена напоминает измерение артериального давления в передвижном медпункте, что выглядит слегка нелепо в приложении к пышущим здоровьем и сияющим от предвкушения приключений Мишам. Я расчехлил фотокамеру, нарушив железное правило в обращении с уличными торговцами и мухами: "keep moving", и тут же был атакован с фланга: "надень тфилин, хамуд!". Одновременно на мой скользкий череп пытаются водрузить черную кипу. Я ускользаю, улыбаюсь, пытаюсь объяснить, что у меня был тяжелый день, я не в настроении, болит голова и начинаются месячные. "Почему ты не хочешь такой симпатяга?!.." - наседает харед. "Я знаю, что я симпатяга..." - маневрирую по площадке и одновременно снимаю, как обоих Миш засасывает лоно религии...

Все три часа, что мы колбасились в полуживом аэропорту, на планете Эфиопия работали наши глаза и уши: "Марсоход фон Горбах" (сокращённо: "МФГ", ака "Саша"), запущенный накануне с франкфуртского космодрома. Его затекшие шасси коснулись грунта неизведанной планеты примерно в то время, когда мы только подъезжали к Бен Гуриону, но ещё раньше - до того, как наш марсоход оседлал ракету-носитель и связь с ним прервалась, я загрузил в него сет инструкций, часть из которых, как выяснилось позже, не соответствовала рельефу и климату планеты:
1. Ты не останешься ни в каких "транзитных коридорах", потому что у тебя въездная виза и пересадка на внутренний рейс (инструкция, обкатанная на многих других планетах, оказалась плохо применимой на эфиопском рельефе).

2. Ни в коем случае не уходи из международного терминала, пока не убедишься, что твоего багажа нет на багажной ленте. Стой и жди, пока она не перестанет крутиться. У нас с Леной была точно такая ситуация: пересадка в Б.Айресе на внутренний рейс. Нас в Тель-Авиве 30 раз убеждали, что багаж пойдет прямиком в Ушуайю, а мы обнаружили его (спасибо моей паранойе) в Б.Айресе на багажной ленте.

3. На выходе из международного терминала обязательно постарайся купить местную СИМку. Нам просто обязательно нужно будет иметь возможность делать внутренние звонки. У нас будет гораздо меньше времени, чем у тебя - у нас только 3ч между рейсами, и не факт, что мы успеем купить.

4. Напиши нам обо всех твоих шагах, проблемах, если возникли, и тп, чтобы мы не повторяли твои метания. :)

К счастью, "фон Горбах" был относительно самостоятельным роботом с высокой степенью автономности. Это не был допотопный "Луноход", требовавший практически ручного управления, это была, скорее, машина уровня "Курьёзити". Саша сильно грузил линию связи, но, в итоге, довольно эффективно справлялся со всеми неожиданными особенностями инопланетного рельефа.
Прибыв на место назначения, фон Горбах выкатился из багажного отсека, расчехлил датчики, отстрелил крышечки своей заспанной стереокамеры и в Центр Управления непрерывным потом хлынула бесценная информация:

05:50 - МФГ: Ян, ты сейчас на связи? Тут странный аэропорт: сразу на выходе из самолёта - буквально в конце "кишки" - служащий посмотрел мой билет и отправил меня в другую сторону - в сторону Терминала 1. А прилетел я, судя по всему, на Терминал 2. Везли меня на микроавтобусе и "пешком там не ходят". Т.е. "обратного пути нет". Сейчас я у Т1 и здесь вообще нет зала ожидания. Сразу начинается проверка клади в закрытом помещении.

"ОБРАТНОГО ПУТИ НЕТ!" - в ЦУПе смятение, эксперты обдумывают ситуацию, запрашивают у робота дополнительную инфу:

05:51 - Ian Rybak: ОК, а въездную визу где проверили?

05:53 - МФГ: Уже в Терминале 1

05:54 - Ian Rybak: Ахренеть... Бессмысленный код отправлен на борт марсохода, но могучий хоть и искусственный интеллект робота умеет игнорировать невыполнимые команды...

05:55 - МФГ: И я стою сейчас просто на улице, перед зданием - в нем буквально сразу начинают проверять багаж. И нет "традиционного предбанника" с ресторанами и информацией. Всё это - видимо - на отдалении, откуда я приехал (на автобусике). Главное, я далеко от того места, где "по ошибке" может быть мой багаж, в случае, если его не перегрузили по назначению на очередной рейс. И пройти я туда больше не могу.

05:58 - Ian Rybak: Продолжай свой репортаж прямо в группу

Главному оператору потребовалась помощь коллег и он инструктирует МФГ перейти на глобальный канал связи. Далее - переговоры по глобальному каналу:

06:04 - МФГ: Народ, инфа по поводу местного аэропорта. Сначала хорошая новость: интернет сразу беспроблемно заработал. "Остальные" новости: (повторяет пакет данных уже полученных главным оператором) Сейчас я у Т1 и здесь вообще нет зала ожидания. Сразу начинается проверка клади в закрытом помещении.

06:04 - МФГ: Это куда? (Вопрос порождён сбоем в бортовом программном обеспечении)

06:04 - Миша Солодкин: Оставь, это евреям (бессмысленный, по сути, код, обнуляющий бортовой компьютер МФГ в случае сбоя )

06:05 - МФГ: Тут виднеется большое здание, я пошел к нему... (работа бортового компьютера восстановлена, в ЦУПе вздох облегчения)

06:07 - Миша Солодкин: Сосиски долетели? (речь идёт о запасах немецких сосисок, отправленных вместе с роботом и предназначенных для будущей пилотируемой экспедиции)
Робот игнорирует низкоприоритетный запрос и продолжает транслировать информацию о своём продвижении:

06:15 - МФГ: Я пришел к большому зданию - его только построили и оно огорожено забором. Теперь я почти вернулся к Т2.

06:22 - МФГ: В ручной клади. Паспорт, деньги, сосиски. Немцы на эту тему не шутят (какая чёткая работа софта: закончив транслировать приоритетную информацию, робот обработал запрос на тему сосисок!)

06:32 - МФГ: Меня вернули к моему сарайчику по имени Терминал 2. Боюсь, тут только один этаж (кто, млять, загружал в МФГ информацию по этажам?! найду - уволю...)

06:43 - МФГ: Я прошел проверку, но внутрь меня уже не пускают, мол, когда самолёт будет, тогда и придёшь. Короче, я иду гулять по округе. Если меня не съедят, то в районе 14:30 жду вас на входе у Т1. (робот запрограммирован на прибытие в условленный квадрат к моменту высадки пилотируемой экспедиции)

В ЦУПе неожиданно встрепенулись: робот начал готовиться к прибытию астронавтов, так и не собрав необходимые образцы тамошнего грунта:

07:05 - Ian Rybak: Попробуй купить СИМ. Это важно

07:05 - Фаня Вильге: Пункт 3: Как и где купить СИМ (оператор Вильге, ответственная за программу сбора образцов, перезагружает необходимую информацию с твердотельного носителя в операционную память марсохода)

07:06 - Миша Солодкин: Сашка молодец!

(Опасная эмоциональная связь с куском железа! Как быстро... Завтра же отправить к психотерапевту)

07:07 - МФГ: Я так понимаю, мне вернуться ещё раз в Т2 и попытаться купить СИМку? А что у них тут с деньгами? Кстати, я и так большой знаток английского, а их оксфордский понимаю только по мимике (распознавания речи - известная проблема, а тут вообще - марсиане...)

07:21 - Ian Rybak: Не знаю, где купить. Писали, что в Т2. Постарайся выяснить. И выменяй евриков 50 на тугрики, мы пойдем с тобой в долю ;)

07:29 - Фаня Вильге: На терминале 2 у прибытия, длинный стол с компьютерами (чёткая работа, оператор Вильге! (не забыть продвинуть по службе))

08:00 - МФГ: Поменял по 35. Похоже, это был не банк :) Теперь у меня куча макулатуры и бумажник не закрывается ): (Перегрузился образцами и заклинило крышку пробоотборника (не спешить продвигать Вильге по службе...))

08:05 - МФГ: Нашел место, где дают СИМки. Но дама сказала, что у неё пропал интернет на компе и она не может меня подключить. И чтобы я подождал. Вот, жду.

08:09 - Ian Rybak: Молодец!!! Мы тобой гордимся! :)

(Млять, это же кусок железа... Завтра же пойду к психотерапевту!)

08:12 - МФГ: Из первой экзотики: любое пересечение любого здания начинается с проверки как на посадку. Фишка в том, что я снимаю с себя всё, включая часы, ремень и... ботинки. А пол у них мягко говоря не стерильный. Более того, по совету Яна я поехал в боевых ботинках и рас-/за-шнурование длится очень долго. За это время с моими кошельками и сумкой могут произойти чудеса, ибо они какое-то время вне моего контроля. Вишенкой была просьба симпатичной служащей на этой штуковине (рама? Как она называется, кстати?) дать ей пару евро: пока я мучительно зашнуровывал ботинки, она поинтересовалась, откуда я, и превратно интерпретировала мою сексуальную улыбку. Я деликатно сделал вид, что ее оксфордский интерпретирован был мною не совсем точно, отделался улыбкой и убежал.
Ого, как он разволновался! Не такой уж он и "кусок железа" (отменить психотерапевта себе и оператору Солодкину...)

08:14 - МФГ: Кстати, здесь не очень холодно. В 8:00 было 14°, а к 14:00 обещают 25°.
(Наконец-то пошла информация с метеодатчиков!..)

08:16 - МФГ: Гордиться будете, когда в Гондаре мне вручат мой багаж.
(Охренеть... он отреагировал на выражение моих эмоций! (когда вернём его на Землю, не забыть показать психотерапевту...))
08:17 - МФГ: Кстати, вы случайно не взлетели? А то Feedback стали реже

08:20 - Ian Rybak: Не, мы еще ждем рейса. Он у нас в 10 по вашему, по эфиопскому )

08:24 - Константин Мурадов: Всем доброе утро! хорошего полета! have a safe trip! do not touch coronavirus with your bare hands ;)

(О! Проснулся дублёр Мурадов, неделю назад выбывший из основного экипажа по причине болезни...)

08:26 - МФГ: Классика жанра: у Т2 стоит толпа мужчин - мойщиков стёкол (аэропорта). Работает один, остальные 7 или 8 мойщиков эмоционально что-то обсуждают. Я был в этом месте с интервалом примерно в час. За это время эти работники продвинулись метров на 7...
(так и запишем для экзобиологов: "жизнь на Марсе есть, но она, сука, еле двигается")

08:44 - Миша Солодкин: СИМку получил?

08:45 - МФГ: СИМ-карта на телефоне! Сейчас пишу с нее, отключил WiFi аэропорта
08:45 - Миша Солодкин: Ура

08:49 - МФГ: Слупили с меня за пакет какое-то нечеловеческое (видимо, марсианское...) бабло, думаю, какой-то полуразвод. 990 тугриков на 10 дней. И за работу он взял 40 тугриков. 1030. Делим на 35 = 30€. И это - не самый дорогой пакет: только интернет и SMS. Комментарии?

08:53 - МФГ: Евреи, вы уже отключили телефоны?
("евреи" - позывной ЦУПа, забитый в софт каким-то антисемитом из Европейского Космического Агентства (не забыть по возвращении вычислить и денацифицировать))

08:58 - Миша Солодкин: Неа. И тебя надрали - поздравляю!

11:24 - МФГ: Данке, данке.

В этом месте экипаж пилотируемой экспедиции занимает свои места согласно купленным билетам, ракетоплан "Эфиопских Авиалиний" выруливает на взлётную полосу, и связь с марсоходом фон Горбахом прерывается...

Половина кресел в самолёте пусты, а вторая - занята почти исключительно коренными эфиопами: "корона" уже начала распугивать путешественников. Кое-кто сидит в масках, но большинство - без. Я сперва надеваю, но убедившись, что в радиусе десяти метров от меня никто не фонтанирует слюной и соплями, снимаю и прячу.

Самолёт вибрирует всем телом, разгоняется, отталкивается от полосы и ровно гудит, набирая высоту. Месяцы подготовки, препятствий, потери надежд, обретения надежд - всё это уходит под крыло и исчезает в дымке - что за волшебное чувство!.. На меня снисходит спокойствие.
В одном из первых абзацев этой саги я признался, что "меньше самого каньона боялся только коронавируса и авиакатастроф", и обещал разъяснить, почему это признание - не бахвальство и не поза. Пока самолёт набирает высоту и берёт курс на Аддис-Абебу, самое время объясниться. Степень боязни любого серьёзного "аутдорного" мероприятия - это в значительной мере функция того, в какой команде ты отправляешься его осуществлять. Мне не так уж часто удавалось отправляться "на дело" с такой сильной и надёжной командой, как в этот раз, поэтому я реально чувствовал себя, как за каменной стеной. Что же касается самого каньона, то он был пройден и пробит испанцами, мы шли в него в сухой сезон, и у нас было столько снаряжения, что можно было бы закладываться и на первопроход... Ну да - огромный каньон, ну да - охрененной протяженности стена, но с помощью дрели, тонны болтов и такой-то матери можно пройти всё что угодно. Ну да - Африка, тьмутаракань, невозможность рассчитывать на "прилетит вдруг волшебник..." - всё это волновало и будоражило, но это и есть та самая приправа, которая придаёт вкус подобным блюдам...

Как только мы подключились к Вай-фаю аддис-абебского аэропорта, связь восстановилась и посыпались сообщения от заскучавшего марсохода:

11:28 - МФГ: Я хорошо прогулялся по зимней Аддис-Абебе. 10 км за 2 часа. Меня не съели и не ограбили. Хотя попытка была. Сейчас зашёл в Т2, ибо там хоть есть, где сидеть. А ближе к 14:30 (время высадки пилотируемой экспедиции...) выдвинусь к Т1. Апокалиптические видения [на тему багажа] не покидают меня...
13:06 - Константин Мурадов: Начинай "квасить". Полегчает :)

(неужели он там, на Земле, так быстро забыл, что в межпланетных экспедициях царят сухой закон и воздержание?.. а впрочем, впрочем...)
13:23 - МФГ: Ахтунг, ахтунг! Евреи! Включайте ваши вай-фаи и идите к выходу Т1. Там вас ждёт колбаса.

13:26 - Фаня Вильге: Мы тут. Идём на вы

13:26 - МФГ: Шнелер

13:27 - Фаня Вильге: Мы пока дошли до выхода на взлётную полосу. Точно повторяем твой путь

13:27 - МФГ: Путь воина

13:29 - Константин Мурадов (с Земли): Как говорится, Auslender Arauz! :) (что на ломаном марсианском означает "инопланетяне - на выход!")

13:36 - МФГ: Как успехи? Электронные визы пригодились?

13:36 - Фаня Вильге: Да, визы прошли на ура. Идём

13:38 - Миша Солодкин: А у меня есть пиво!

13:39 - МФГ: Чего вы там, заблудились? Колбаса скиснет

Выходим из аэропорта. Марсоход протягивает навстречу распахнутые для объятий манипуляторы - бросаемся в объятия, пожимаем клешни, отбираем долгожданные колбаски и ублажаем пивом пересохшего в инопланетной атмосфере робота...

Мне вдруг подумалось, что это повествование с самого начало приобрело ясно выраженный эпистолярный характер, и меня посетила неожиданная идея: продолжить его в том же стиле. Я никогда не писал эпистолярных романов, и когда же примерять на себя этот жанр, как не сейчас - в одиночестве самоизоляции. Эпистолярный жанр как нельзя лучше подходит для фиксации на бумаге ускользающих воспоминаний, он, также, позволяет большую вольность в изложении поступков и причуд живых персонажей: сам жанр предполагает некоторую приватность, беседу тет-а-тет, в которой человек может изливать не фильтрованные секреции своего мозжечка, не опасаясь возмущения и мести персонажей. Единственная проблема заключается в том, что я не только не писал в этой поездке никаких писем, но даже и не вёл дневников (которые и есть письма самому себе, отправляемые по адресу "будущее"...), но проблема эта решаема: я буду обращаться к воображаемому адресату.
Сперва я подумал, что этот адресат должен быть женщиной. Для меня более естественна пространная переписка именно с женщиной: "притяжение бумаги" становится для меня непреодолимым, будучи помножено на притяжение полов. С другой стороны, переписка с женщиной накладывает определённые ограничения, касающиеся стиля и лексики повествования. К тому же, будучи лишена романтического флёра и намёков на флирт, она становится практически бессмысленной, а какой может быть "флёр и флирт" в полевых заметках из холодной и сырой утробы громыхающего каньона... Поэтому, обмозговав ещё раз все сопутствующие обстоятельства, я решил, что адресатом "писем" станет, всё-таки, мужчина - воображаемый старый приятель, с которым можно делиться страхами, перемывать косточки товарищам по экспедиции, неполиткорректно обшучивать окружающую действительность и трепаться обо всём на свете, ничего из себя не строя. По сути, это будет мой воображаемый альтер эго. Нет более благодарного адресата, чем ты сам.
Решив перевести свою повесть на язык нового для меня жанра, я, пожалуй, ничем рискую: мало кто, из приоткрывших дверь этого повествования, не отшатнётся в ужасе от количества готовых обрушиться на него букв и не прикроет её обратно (прикроет, разумеется, тихонечко - чтобы случайным скрипом не привлечь внимание обидчивого автора). Мало кто из рискнувших перешагнуть через порог, сумеет добраться до этого места, а тех же, кто сюда всё-таки добрался, вероятно, не отпугнёшь уже ничем, так что нет причин комплексовать и терзаться сомнениями.

Письмо из гондарского ̶г̶о̶н̶д̶... хостеля

Привет, дружище!
Пишу тебе из беспросветного гондона, каким оказался этот Гондар. Хостель, в который я сам нас и поселил – чудовищное днище. Хочется назвать его клоповником, но справедливости ради - клопов тут как раз нет, как нет и ни одного комара, что не может не радовать. Это – полный стакан, а в пустом – отсутствие обещанного «букингом» «приватного санузла» в комнатах и отсутствие нормальной воды в общественном, одна розетка на комнату, дизайн интерьера – «приют для бомжей». Душ у нас тут - дигитальный... В том смысле, что вода либо горячая, либо холодная без промежуточных состояний, впрочем, струя настолько эфемерна, что ни свариться, ни схватить гипотермию всё равно невозможно. Ребята – кремень и почти не ропщут, а я, для порядка, пытаюсь качать права, ибо - «my fault» и всё-такое... Эфиоп вежлив, но в глазах читается: куда вы, лопухи, денетесь посреди ночи в нашем мухосранске.
Но всё это – мелкий, преходящий негатив, - не знаю, почему я на нём зацикливаюсь. Отматываю назад, к главному: мы, наконец, в Гондаре, наш багаж – с нами, мы встретились с Ником, и если всё и дальше пойдёт, как шло до этого момента, завтра в это же время мы будем в русле каньона Джинбар. Живу во сне...
Должен сказать, что тут гораздо теплее, чем мне представлялось, а в Аддисе была реально летняя жара. Неугомонный Солодкин вытащил нас «погулять по Аддис-Абебе» на часок между рейсами. Я вяло посопротивлялся, герр Горбах посопротивлялся активнее – он, мол, тут с утра колбасится, уже нагулялся: «грязь, жара, недобрые негры меня почти ограбили...», но и Мишу можно понять: он никогда не был в Африке. Никто в нашей компании, кроме меня, не нюхал Африки...
- А давайте найдём тех ублюдков, что наехали на Сашулю, и набьём им морду! – я смирился с выходом в жару, в шум и в «недобрых негров». Посмеялись, пошли.
Прямо от аэропорта тянется какой-то центральный проспект, так что такая прогулка оказалась технически возможной, а в остальном - без сюрпризов: грязный, беспорядочно нагромождённый африканский «мегаполис». Белых нет, желтых – тоже, на нас поглядывают с лёгким недоумением и с иронией: «откуда вы такие выползли»...
Первый шок был для меня приятным. Прикинь: у них таксопарк аэропорта называется «Люси» с австралопитеком на эмблеме! Я люблю вас, эфиопы!.. Правда, все прочие аспекты не столь радужны. Ну вот ещё пальмы, фигуристые девицы и манго у обочины – да, а всё прочее – не очень.

Зашли в банк поменять деньги. Небыстрая операция, дающая возможность «дежурной сумасшедшей», молодой, симпатичной, относительно тихо помешанной эфиопке, произнести перед нами вдохновенный монолог, не нанизанный ни на какую определённую нить. В конце концов, разочаровавшись в нас как в собеседниках и глядя прямо в глаза недовольными, но честными глазами, попросила изрядную сумму в долларах: то ли пятьдесят, то ли сто баксов – не могу припомнить. Прилично, кстати, одета и неплохо шпрехает на английском. Может она, всё-таки, знает, что делает?..

По проспекту шастают допотопные советские «Лады» - Володя счастлив и с энтузиазмом фотографирует, а я натужно каламбурю: «всё ладно в эфиопском королевстве»... Чёрный мальчик работает чистильщиком обуви, но в том нет расизма: все его клиенты тоже черные. Миша эС пытается убедить меня пойти и надраить трековые говнодавы, рассчитывая на пикантный кадр, но я наотрез отказываюсь: не желаю ловить косые взгляды да и неловко как-то... Жалею, что не вышел в город в футболке и кроксах: отвыкший от жары организм истекает потом, ботинки натёрли до водянок, а ведь мы ещё даже не добрались до походной части...

С облегчением вернулся в аэропорт и впервые в жизни с удовольствием снял ботинки перед стойкой «секьюрити»... Как мало человеку нужно для счастья, и каким странным может быть его источник...
Короче говоря: взошли по трапу, полетели, прилетели. На выходе из здания гондарского аэропорта были мгновенно окучены таксистами. Мишка эС пытается торговаться, все остальные – побыстрее уехать. Нас распределили по двум машинам, на крышу той, в которой я очутился, погрузили большую часть баулов. Машина просела, со скрежетом тронулась, проползла брюхом по бордюру, чудом не оставив на нём свои железные потроха, и как ни в чем бывало потрусила по ухабам в беспросветную тьму. По обе стороны вдоль обочин тянутся зыбкие тени лошадей и пешеходов. Не таким уж поздним вечером Гондар погружен во мрак: «тьма египетская» простирается от порога аэропорта и далее – везде.
Приехали в наш притон, о котором я тебе уже рассказывал (его - прикинь! – охраняет автоматчик с калашом...), разгрузились, поворчали, кто успел – помылся, и отправились на соседнюю улицу искать Ника. Я его перед этим вызвонил – он там в своей гостинице, всё по плану.

Ник оказался приятен в обращении, сдержан, немного смущён встречей, но и привычка к руководству, к приведению в движение инертных масс вполне проглядывает. Мы даём ему понять, что в нашем теперешнем состоянии лучшим местом для продолжения знакомства стал бы ресторан, и он провёл нас в «лучший – по его словам – ресторан Гондара». Типа, вообще-то тут все иностранцы мрут от местной еды, как мухи, но этот – абсолютно безопасен. Заходим в помещение: добротная столовка, справа – «шведский стол», слева – столики, у пары столиков заканчивают ужинать какие-то белые человечки – вероятно из гостиницы Ника. Нам навстречу выпархивает виновато улыбающаяся эфиопка: ресторан уже закрыт, но для Ника сделают исключение, заказать уже невозможно, но для нас есть шведский стол. Как ты понимаешь, мы согласились сразу и на всё. Посидели, потрепались с Ником, попробовали знаменитый (я узнал о нём только вчера, но у меня и телевизора-то дома нет...) эфиопский хлеб «инджеру». «Осторожно с этой штуковиной – негромко предупредил Ник – не каждый желудок бывает рад знакомству с этим хлебопекарным эндемиком...»
Инджера оказалась кислым блином в мелкую дырочку, свёрнутым в толстый рулет, - гадость первостатейная. У меня знакомству с инджерой не обрадовался не только желудок, но и все остальные органы: «ты совсем е@анулся?» - возопили вкусовые сосочки, «что ты им там подсунул?..» - затосковала поджелудочная, «давай лучше выпьем!» - взмолилась печень, все вместе хором: «инджера, тебе тут не рады!..». Не думаю, что ещё раз прикоснусь к этой хреновине...
После ужина вернули Ника в отель. Бросается глаза, что все встречные с ним знакомы - по его словам: «все Симиены», - все расплываются искренней в улыбке, все ищут повод оказаться полезными. На прощание подарили ему на память иерусалимскую тарелку - не для пожрать, конечно, а для повесить на парадную стену и любоваться всем семейством. По-моему, ему понравилось.. Перед поездкой Фанька придумала накупить красивых фенечек на раздачу Нику и эфиопам, и позвонила мне обсудить тему символики. Маген Давиды мы отмели сразу. Мало ли: а вдруг человек снаружи мил, но в душе – латентный антисемит... Неудобно получится. Решили брать что-то нейтральное: например, хамсы на счастье или виды "Святого Города". Виды Иерусалима – вариант самый беспроигрышный: «город трёх религий», то да сё... - универсальный продукт, который можно скормить кому угодно, хоть эллину, хоть иудею...
Ну, а потом мы зафигачили с Ником коллективную фотку и окончательно распрощались.
Ладно, пора мне на боковую – денёк выдался сумасшедший... Спокойной тебе ночи и привет всем знакомым! Следующее письмо, надеюсь, напишу уже из каньона. Ты, конечно, его не получишь, но главное ведь – внимание?.. ;)
27.04.2020, "Факед Треккер Хостель", штопанный Гондар.

На дне

Привет, привет, дружище - пишу тебе я с днища!..
Пишу со дна каньона, то есть, фактически, «в стол», - отправлю, когда (и если... ;) ) выберемся отсюда... В данный конкретный момент лежу в спальнике и слушаю, как в не слишком безопасном отдалении лютуют бабуины. Мы - в осаде, обложились камнями и дубинками, готовимся продать свою шкуру настолько дорого, насколько получится в сложившихся обстоятельствах. Если наш «немец» выживет, будет кому вынести из каньона наши золотые зубы (расскажу тебе этот анекдот позже, если к тому времени нас не сожрут охреневшие родственнички...)

Ты представить себе не можешь, как мы были близки к тому, чтобы сегодня тут не ночевать, но я такой молодец: в последний момент переломил ход событий, и вот мы, блять, тут - в логове бабуинов... Что-то я прыгаю туда – сюда... Давай-ка по порядку.
Утром проснулся по будильнику, вроде ничего не чешется – приличная, в сущности, гостиница.

Завтрак нам назначили на шесть утра, так я поставил будильник на пять пятнадцать: люблю оказываться первым в общественном туалете. Но не тут-то было: в туалете жизнь уже бьёт колючем и плещется немецко-фашистский оккупант. «Герр Горбах, хендехох и выходи по одному!». В ответ – циничный хохот и издевательские шуточки.
Завтрак у нас практически на траве, но, конечно, не столь живописен, как у Мане: предрассветная тьма, звёзды, пластиковый столик освещён светом из окон гостиницы, на столе – скромные столовые приборы первой необходимости, банка мёда, банка арахисового масла. Долго ждём хлеба, опасаемся, что он обернётся инджерой. Бессонный охранник с калашом за спиной и шарфиком, обёрнутым вокруг головы на манер «арафатки», поливает из шланга бесплодную землю в надежде на город-сад.
Ровно в шесть тридцать погрузились в присланный Ником микроавтобус и отчалили в сторону Симиен. В свете утра обнаружилось, что Гондар – это всё-таки город: улицы, дома, магазины, лавки – всё, как полагается. По дороге остановились на заправке купить бензина для примуса.

Не помню, рассказывал ли я тебе, но мы в кои веки идём на бензине, потому что в Эфиопии практически (а в Гондаре и теоретически...) невозможно купить газовые баллоны. Перед поездкой пошарили по закромам, и на семь человек (Костя ещё был с нами...) нашарили 4 примуса, но только один, Мишки Забежанского (далее – "Мишка Зэ" для краткости, а Солодкин будет - "Мишка эС"), оказался в приличном рабочем состоянии – остальные «рассохлись» от многолетнего безделья и текли изо всех дыр.

На заправке неожиданно многолюдно: тусуется какой-то безработный беззаботный молодняк - штук десять, если не все двадцать. Наш водила просит у молодняка литр бензина для своих прибацаных белых пассажиров, затем согласовывает с нами безумную цену в один доллар. Толпа срывается с места... Через секунду легконогий атлет прилетает обратно, обеими руками протягивая в окно бутылку с драгоценной жидкостью. Выдаём Прометею честно заработанный доллар. Атлет ликует, мечутся в растерянности посрамлённые конкуренты, случайные болельщики издают одобрительные возгласы. Едем дальше.
«А это точно не моча?» - сколько герр Горбаха не кормили в его сытой Германии, а детство и юность, проведенные в совковом лесу, никуда не делись... «Какая ещё моча?.. Не родился тот мачо, который успел бы столько отлить за эти секунды...» Помолчали, на всякий случай открутили крышечку и понюхали: пахнет бензином.

Ненавязчиво, без предупреждения кончился город и потянулись придорожные посёлки: кривые заборы из жердей, крытые гофрированным железом хижины. На холмиках мусора пасутся безмятежные козы, понурая корова меланхолично жуёт полиэтилен, закутанный в пончо и платки худощавый народ обоего пола деловито бредёт по обочинам. Основная междугородняя трасса – это обочина, а основное средство передвижения – собственные ноги: старик с узловатой тростью, женщины с провизией на головах и спиногрызом в узелочке, мужичок, сгорбившийся под тюками неведомо чего, аккуратные школьники, прижимающие к груди тетрадки. Мои не бывавшие в подобных странах попутчики наблюдают течение живой реки с настороженным интересом. Я разыгрываю "бывалого" и раздаю оценки по «шкале Мадагаскара»: «это - ещё не совсем Мадагаскар..., а вот это – уже почти он самый...».
Нравится ли мне всё это? Чаще всего – нет, но трудно не признать, что подобный антураж лучше всего подходит в качестве арены для приключений. Где же ещё произрастать чертополоху настоящих приключений - не на английском же газоне...

Около девяти добрались до офиса национального парка в Дебарке и встретились с Гечем. Я не сразу понял, что этот долговязый спортивный парниша и есть наш гид: фотографии дают слабое представление о росте и стати. Приветливый парень с живой искрой – нам он сразу понравился. В отличие от того, что происходило в офисе...

Многомесячная переписка, о которой я тебе «прожужживал» уши практически в реальном времени, сделала меня параноиком: я всюду ожидал подвоха, и вот, у самых «врат Эдема», когда до Джинбара оставалось два часа езды и полчаса в пешем строю, мои худшие опасения начали сбываться... Геч пытался что-то втолковать менеджерам национального парка: выразительно жестикулировал, закатывал глаза, мрачнел лицом, тряс перед ними нашим пермитом, "кровью и потом моими политым», но, судя по мимике и языку тела, начальнички оставались непреклонны: «ты нас не убедил», говорили их тела и лица.
Судьба нашей экспедиции решалась, разумеется, на амхарском, и я, как умная овчарка, переводил тревожный взгляд с одного хозяина на другого, пытаясь по выражению лиц и интонациям понять, выведут ли меня сегодня на прогулку...
Участники повисшей на волоске экспедиции маялись: изучали рельеф Джинбара по пыльному макету из папье-маше, обсуждали чучело леопарда с двухдюймовыми клыками и взглядом серийного убийцы (он заинтересовал нас в контексте будущих ночёвок в каньоне...), повышали свой рейтинг в глазах случайного русского туриста подробным рассказом о ещё не совершённом подвиге.
Володя обнаружил на краю стойки образец топографической карты, убедил себя в том, что карта предназначена для бесплатного распространения, распространил её самому себе, после чего - «вышел вон и был таков». Но не тут-то было: пропажа замечена рейнджером! Вроде, гад, яростно беседует, но всё примечает и всё держит под контролём... Пришлось расшаркаться, метнуться на улицу, догнать и окликнуть Володьку. Вовка пожал плечом и вернул карту с невиннейшим выражением на невозмутимой морде - не иначе, у своих котов поднатаскался...

Меня, тем временем, давили предчувствия: сейчас начнутся звонки в Аддис-Абебу, начнётся «папы нет дома, а мама спит», потом – звонки Нику, потом снова – папе с мамой в Аддис-Абебу, и как минимум один день - к чертям собачьим... И это - в лучшем случае...

Вдруг прямо на моих глазах сорвалась пломба: парень из офиса сказал что-то Гечу с таким выражением лица, что, мол, «ладно, иди, но если что случится – тебе пиздец», Геч просветлел и они обменялись какими-то бумагами.
Я вскочил, присел, прижал и снова поставил торчком уши, прянул навстречу Гечу: «ну что, гулять идём?» «Идёмте, всё в порядке» - Геч направился к выходу, мы – следом.

Геч увлёк нас в соседнюю забегаловку - поднять бокал кофе за успешный прорыв последней бюрократической линии обороны и обсудить ближайшие планы. Он мне всё больше нравится: у парня всё продумано, все важные или спорные моменты обсуждаются, во всём царит порядок.

Я ликую: ещё нет десяти утра, а мы уже выдвигаемся в Симиен Лодж для перепаковки и обеда! Такими темпами мы успеем пройти сегодня половину каньона до большой стены!
Ха-ха - наивный романтик...
Прежде всего, сам обед оказался хоть и успешным, но сильно неспешным мероприятием... "Симиен Мантинз Лодж" заточен на гериатрический контингент и чужд суетливости. В Гондаре Ник рассказывал нам, что изначально задумывал этот лодж в качестве форпоста для молодых треккеров, которые, якобы, "хлынут в Симиены" для многокилометровых марш-бросков, но заорганизованность нацпарка и стоимость содержания в нём "гостинного двора" привели к тому, что сегодня контингент его гостей - это беспроигрышная целевая аудитория коронавируса...
Во-вторых, мы бесконечно долго перепаковывались. Это был сложнейший многоплановый и многоэтапный проект: мы перекладывали вещи с места на место, раскладывали их по кучкам, зачитывали друг другу подробные списки "чего куда упаковывать" и снова перекладывали - мы тонули в вещах, как в болоте... В добавок ко всему, когда мы наконец выехали в сторону каньона и проехали примерно треть пути, выяснилось, что Геч забыл в лодже экспедиционные палатки...

В итоге, мы приехали к началу тропы, ведущей в каньон, только около четырёх часов, а в полседьмого тут наступает полная темнота.
Ну и ладно, решил я: мы просто вернулись к исходному плану: спустимся в каньон на ночевку и разведаем первый обрыв. Но тут выяснилось, что мы с Гечем понимали этот план несколько по-разному: для меня "ночевка в каньоне" означало ночёвку на дне каньона, а для него - "рядом с каньоном", притом оказалось, что рядом - это на самом верху, практически у дороги, да ещё и не в верховьях, а где-то на половине пути между верховьями и главной стеной - то есть там, где глубина каньона составляет больше трёх сотен метров.
Сперва я запротестовал, но Геч убедил меня, сказав, что испанцы базировались именно в этом месте, что мы без проблем сбегаем отсюда на разведку и вернёмся на ночевку, а завтра утром - опять же, быстренько... - сбежим вниз и начнём своё мероприятие. Он, также, давил на тот факт, что ниже площадки, на которой мы сейчас находимся, уже не будет места для размещения всего этого тяжеловесного обоза: двух скаутов и нескольких портеров, груженных палатками, едой, водой и черт знает чем ещё... Правда, я и не просил нас сопровождать: мы планировали ночевать сами, но недоразумение уже произошло, обоз уже тут, и нам приходится с этим считаться.

Я скептически огляделся: под нами простирался Гранд Каньон: дна не было видно. Над ущельем и дальше – над пропастью, за которой простирались освещенные вечерним солнцем равнины, неспешно парили стервятники и огромные местные вороны. Три или четыре ворона присели неподалёку и поглядывали на нас с терпеливым интересом. У воронов были большие, мясистые семитские носы и белая кипа на макушке – это были довольно необычные вороны, но интерес у них, вероятно, был самый тривиальный. Выклюют ли мне глаз эти еврейские вороны в случае чего?.. Я вспомнил нацистские шуточки герра Горбаха и решил, что выклюют непременно...

Тут самое время рассказать тебе тот анекдот, которой был мною обещан. Оказывается, помимо нас у герра Горбаха есть в Израиле какой-то особенно близкий приятель, и Саша всю дорогу ведёт для него прямой репортаж посредством смартфона. При этом, друзья обмениваются шуточками расистского, антисемитского, мизогинного, мизандрийного, гомофобного, гомофобофобного и общемизантропного характера. Сперва я не мог понять, чего он там периодически ржет над своим смарфоном, но после особенного бурного и циничного хохота, мы дружно потребовали объяснений.
- Это мой приятель из вашего Израиля - Мишка Рабинович (фамилия мною вымышлена, дабы израильский спецназ не выкрал «Мишку Рабиновича» из его Ашдода, как некогда Адольфа Эйхмана из Буэнос-Айреса...). Он пишет, что у эфиопов есть сентимент ко всем евреям ещё со времён царицы Савской, и если нас захотят съесть, чтобы я сказался жидовской мордой.
- А ты ему?..
- А я ему: нет, у нас ролевая игра, я – доминантный нацик: «евреи, ахтунг! все - на обед, шнеллер похавать и марширен дальше шакалов гонять»...
- Какой ты нахер "доминантный"... А дальше что?
- А он мне: ну тогда отбери у них обувь и золотые зубы... Ты, типа, - тварь фашистская и право имеешь...
Обхохотавшись от неожиданности: «вот ведь суки!..», требуем продолжения.
- А ты ему?..
- А я ему: зубы продать поможешь?
- А он тебе?
- Не вопрос, говорит: мол, переплавим в обручалки и вам же потом и продадим...
Представляешь, твари нацистские?.. Взять бы обоих за жопу да подвергнуть денацификации, жаль, что оба – евреи...

Что-то я отвлёкся. «Бабуины» (это, кстати, никакие не бабуины, а гелады - так этот вид называется) уже угомонились, леопарды ещё не пришли, а журчание ручья, уют спальника и несколько звёзд в окошке ущелья – всё это располагает к неторопливому пиздежу...
Так, где я был... А, да: каньон, парение воронов, принятие судьбоносных решений...
Как ты уже понял, я дал себя уговорить. Я подумал, что если Геч действительно знает тропу, спуск и разведка займут пару часов, а вернуться можно и в темноте. Так же думали и ребята.

Мы наспех перепаковались, взяли с собой пару рюкзачков, в которые покидали всё необходимое для разведки и пробивки, и попытались "быстренько сбежать вниз"...

Что тебе сказать... Не прошло и минуты, как мы увязли в непролазных дебрях на крутом склоне - никакой тропинки в помине не было. Если шесть лет назад, в эпоху "испанской конкисты", тут была какая-то тропка, то с тех пор, как пишут в подростковых приключенческих: "её поглотили джунгли"...

Мы засуетились, распались на группки, потеряли связь, стали аукать. Время уходило. У меня нарастало такое чувство, что мы делаем явную херню, но события приобрели инерцию, шар катится с горы (буквально: по склону каньона через джунгли...), и ни у кого не хватает воли признать этот факт и дать задний ход... Я остановился, затем подумал и, в итоге, признал. Остановиться было нетрудно: мы находились на высоте больше трёх тысяч метров и стоило мне начать подниматься вверх по склону – мы метались туда-сюда в поисках прохода, - как я тут же сам собой останавливался. Труднее было заставить себя подумать. Я сделал усилие и попытался посмотрел на вещи непредвзято: судя по тому, с какой скоростью мы продвигаемся вниз по склону, мы спустимся на дно каньона аккурат к темноте, да и то – если не встретим серьёзных препятствий. Ни о какой «разведке и пробивке» речи уже не будет – мы развернёмся и полезем обратно через джунгли, но только уже вверх и в полной темноте... Хуже того: завтра рано утром (а если мы захотим оказаться в каньоне в разумное время, то практически ночью...) мы снова попрёмся вниз через весь этот «зелёный ад». Снова по темноте, но на этот раз ещё и тяжело груженые... Единственный разумный выход: вернуться, пока не поздно, взять всё своё шмутьё, попрощаться с Гечем и валить вниз с концами. Я сложил руки матюгальником, набрал побольше воздуха и заорал: «Стойте!!!»

Должен сказать, это было одно из самых мудрых и своевременных решений, которые когда-либо были мною приняты. Правда, мне не удалось отговорить Геча от идеи сопроводить нас ко дну каньона на ночёвку, но должен тебе признаться, что ещё полчаса назад, когда вокруг нас бушевали бабуины, от которых меня отделял лишь кокон спальника, я с ностальгией подумывал о скаутах с калашами...

Как бы там ни было, спуск ко дну каньона был абсолютно нетривиальным, и иногда казалось, что нам вообще не удастся его завершить. Когда стало ясно, что до дна - подать рукой, мы выскочили на самый крутой участок: как это часто бывает при спуске в каньон, в самом конце склон обрывался вертикальной стенкой. Мы, понятное дело, могли бросить – и в итоге бросили... – верёвку, но как по ней спустить весь этот "караван сопровождения"?.. И где этот многочисленный эскорт будет потом ночевать?.. Под нами виднелось узкое ущелье, в котором не факт, что найдётся место даже для нас шестерых. Время поджимало: максимум через час станет полностью темно.

На этот раз нам удалось отговорить Геча от навязчивой идеи провести с нами ночь, караван сопровождения развернулся и полез обратно, а мы сдюльферяли на дно каньона. Более того, пока Володька с Мишкой Зэ заканчивали спуск и сдёргивали верёвку, мы с Мишкой эС и с Фаней прогулялись до первого обрыва, который оказался совсем рядом. Сколько мы ни обшаривали скалу по обе стороны от русла, мы не нашли никаких следов станции: эти безбашенные испанские ушлёпки просто попрыгали тут в озеро, что и в дальнейшем обещало нам много интересного... Мишка с удовольствием расчехлил дрель и торжественно установил наш первый болт в Джинбаре. Прохождение каньона началось...
Забраковав пару мест, где присутствовал риск прилёта булыжников, стали на ночёвку на небольшой террасе с левой стороны от русла. Только расположились и задумали покушать, как припёрлась стая бабуинов: гвалт, ор... - реально страшно! Все знают, что бабуины и павианы – сильные, наглые твари с огромными клыками: налетят, распотрошат весь лагерь, возьмут всё, что приглянулось, а поднимешь дерзкий взгляд на вожака – порвут в клочья и изнасилуют.

Я говорю: «народ, время собирать камни!» и тут же подхватил булыжник, размером с голову бабуина, но Вовка неожиданно проявил себя искушенным приматологом: в обезьян, говорит, нельзя бросать камни: они умные и станут кидать обратно, - надо, мол, вооружаться дубинками! Начинаем запасаться дубинками, но и булыжниками тоже не пренебрегаем. Собрали, всё, что могли, сидим, ждём атаки, нервно перешучиваемся. Бабуины, вроде, гавкают, но пока не кусают. Кто-то – кажется, Вовка-приматолог - несколько раз назвал бабуинов "бедуинами": ко мне это сходу прилипло, никак не могу теперь отделаться. Народ, говорю, все высшие приматы – дневные животные, поэтому, я уверен, эти бедуины через полчасика угомонятся. Похоже, «народ» мне поверил: помнят, что я приматолог, как минимум, не хуже Вовки...

Ужинаем, ждём угомона «бедуинов» – не угоманиваются: вопят в отдалении и, кажется, дерутся. «Чего это они разорались, если ты говоришь, что им пора спать?». «Я думаю, это они нас никак не поделят...» Стали укладываться. Я положил слева от своей лежанки сухой дрын, справа - несколько камней. Подумалось, что, когда лягу, станет похоже на могилу древнего воина. Перед сном решил «отойти за околицу»: все уже улеглись, я аккуратно обхожу в темноте гнёзда товарищей, стараясь - хм... - "не наступать на яйца"...

Самая крайняя – Фаня: наш, так сказать, форпост на пути бабуинов и леопардов... Лежит на спине, вытянувшись по струнке, ручки – ровненько по бокам, лицо - серьёзное и бледное: как у жертвы перуанского кровавого ритуала под занесенным обсидиановым ножом.
Вернулся, залез в спальник, прислушался... Народ, говорю, по-моему, бедуины пошли спать!..
Всё, дружище, я – на боковую. Если ночью леопард не наведается, завтра меня ожидает интересный день... Спрашиваешь «а если наведается?..» Ну тогда – интересная ночь...

«Великая Эфиопская Стена»

Мы прошли эту стену! Пытаюсь собрать осколки мыслей в целостный образ прохождения, но ничего не получается: чувства смешанные. Доминируют два плохо согласующиеся друг с другом ощущения: 1. какие мы бестолковые мудозвоны; 2. какие мы, всё-таки, крутые молодцы...
С самого утра всё шло у нас как-то через пень-колоду: встали рано, но вышли поздно, поставили много своих станций, хотя по описанию эта часть должна быть хорошо пробита, никак не могли понять, в каком месте каньона находимся, но неожиданно вылетели прямо к краю большой стены. Последнее, впрочем, в любом случае обрадовало...
Утро началось с того, что забастовал прекрасно работавший накануне примус. Долго мучились, прочищали, пробовали снова раскочегарить - примус бодро начинает, но быстро чахнет и испускает дух. Наконец, догадались, что дело не в грязном бензине, а в том, что убегает давление. Поменяли насос Мишки эС на насос Мишки Зэ - заработало! Поели, стали собирать рюкзаки и облачаться в гидрокостюмы – всё это бесконечно долго... В начале восьмого утра, наконец, "первый пошёл": Мишка с Володькой двинулись вниз по каньону с пробивочным оборудованием. Ну да ладно, всё равно ведь восторг: мы - в Джинбаре!

На испанской схеме первая часть каньона до главного водопада - это пара длинных переходов и пара коротких спусков, затем - шестидесятиметровая стена, затем - ещё один длинный переход с пятью-шестью короткими спусками. Практически сразу после шестидесятиметровой стены на схеме был изображен какой-то длинный "шероховатый" участок без четко выраженных ступенек. Он был обозначен загадочными словами "r y marmitas". Теперь-то я понимаю, что это следовало перевести, как "прыжки и тобоганы", а отсутствие конкретных числительных означало несчитанное число оных, но в процессе подготовки я перевёл это с языка Сервантеса, как "waterholes (?)". Знак вопроса был поставлен мною как знак сомнений в качестве собственного перевода - вполне оправданных, как теперь выяснилось... Что буква "r" на испанской схеме означает прыжок, я осознал много позже. В итоге, мой перевод соотносился со смыслом оригинала примерно так же, как "ПОСТОРОННИМ В." с "НАРУШИТЕЛЬ БУДЕТ ЗАСТРЕЛЕН" ("TRESPASSERS W." = "Trespassers Will Be Shot" - таков истинный перевод загадочной таблички, поставившей в тупик героев "Винни Пуха")
Мы понятия не имели, в какой точке схемы спустились вчера в каньон, но были уверены, что в любом случае это произошло выше шестидесятиметровой стены, и поэтому каждую минуту ждали её появления. Стена никак не появлялась, а вместо неё тянулась бесконечная череда небольших ступеней и тобоганов, не оборудованных никакими станциями. Было ясно, что испанцы прыгали со ступенек и сливались с тобоганов, но мы в каждом таком месте добросовестно устанавливали болт: во-первых, мы шли по более низкой воде, во-вторых: мы не испанцы. На подходе к очередной ступеньке сердце радостно выпархивало: "а вот, наконец, и стена!", но после первого же ревнивого взгляда вниз, понуро возвращалось в грудную клетку: пригодную для прыжка ступень трудно перепутать с шестидесятиметровой стеной, даже если ты знаешь, что прыгунами были испанцы...

В конце концов я полностью перестал понимать, где мы находимся - стало тревожно.

Но вот, наконец, пошли водопады повыше, и появились болты испанцев. Это не слишком проясняло вопрос с местом нашего нахождения, но хотя бы удостоверяло тот факт, что испанцы тут действительно что-то пробили, и их болты даже отлично сохранились.

Я шел в группе последним. Подойдя к очередной ступеньке с уже провешенной верёвкой, я обнаружил под собой величественную панораму: ребята вышли к кромке какого-то внушительного водопада и уже готовились что-то с этим делать. Сразу за обрывом, на краю которого они копошились, каньон широко распахивался.

Пока я спускался, переплывал озеро и сдёргивал верёвку, Мишка с Володей уже навесили короткие перила, перешли к станции и готовились бросить вниз две "восьмидесятки". Всего у нас было четыре длинные верёвки: две по 80м и две по 90м, и, соответственно, любой пары хватало на шестидесятиметровый спуск. Все мы были настолько в плену ложного понимания ситуации, что никто не усомнился в том что под нами всего шестьдесят метров, хотя на самом деле под нами было чуть ли не в десять раз больше...

Пока я занимался спуском и голова была занята делом, ей ничего не мешало в имеющейся картине мира, но когда я отстегнулся от верёвки, выволок за шкирку из озера рюкзак и немного отдышался, по картине поползла первая трещина: панорама, которая распахнулась перед моими глазами была слишком впечатляющей для шестидесятиметрового обрыва...

А вдруг?!.. Я развернул схему: станция слева (действительно слева...), короткий спуск на 5м (надо спросить, что они видят за перегибом...), затем вторая станция и 55м - в озеро у подножия...
Оба первопроходца уже навесили свои перила в параллель битым испанским и готовятся бросать большую верёвку.
- Эй, что там под вами?..
- Метров пять, а потом хорошая полка, и, думаю, там ещё одна станция. Но мы бросим сразу до земли.
- ОК

Но где же на схеме перила?.. И где эти спуски, которые мы только что прошли по набитым испанцами станциям? Вглядываюсь снова: перед шестидесятиметровой стеной на схеме обозначено 150м русла без каких-либо намёков на спуски дюльфером. И нет никаких перил на подходе к первой станции... А ВДРУГ?!.. Смотрю схему подхода к главному пятисотметровому водопаду: вот - короткие спуски дюльфером на последнем участке, вот - перила по левой стороне на подходе к первой станции, вот - пятиметровый спуск на какой-то длинный горизонтальный овал (ПОЛКА!!!) и с него - выход на главную стену...

В голове щёлкнуло, и стали проворачиваться какие-то нейронные линзы, наводя мозги на окончательную и бесповоротную резкость: МЫ НА КРАЮ БОЛЬШОЙ СТЕНЫ!

Снова смотрю в схему: от полки 20м спуска до следующей станции, и затем ещё 50м до следующей. Притом, вроде бы, через нависание, что объясняет, зачем испанцы поставили первую из этих станций всего на 20м нже полки. Пять плюс двадцать и плюс пятьдесят – это семьдесят пять метров: то есть, "восьмидесяток" должно хватить. Если, конечно, испанцы не просчитались с метрами... Я тут же представил себе, как Мишка пролетает всю верёвку до конца, не замечая промежуточных станций, поскольку не ожидает их увидеть. А если испанцы просчитались с длиной участков, этот конец, ко всему, может болтаться в воздухе... ОРАТЬ! Срочно орать!

Ору: «Стойте! Это не та стена, что мы думали, это - главный водопад!.. Да - уверен! Да - точно! Смотрите схему!»

По лицам тех, кто стоит рядом, и по голосу тех, кто торчит на станции, ясно читается проворот мозговых линз и наводка на окончательную резкость: МЫ У ГЛАВНОЙ СТЕНЫ!

Но куда же делась та, шестидесятиметровая? Ещё один щёлчок и наводка на резкость: мы зашли в каньон ниже неё, а загадочные «эр и мармитосы» - та самая череда не пробитых испанцами стенок и тобоганов, с которой мы сегодня начинали...

Подошёл как можно ближе к краю и заглянул вниз: бесконечная пропасть! У ног - гигантская котловина, противоположная стена которой взлетает над нами на три сотни метров, а дна не видно вообще. Провал уходит вниз на полкилометра, сужается перспективой, и где-то там, бесконечно далеко, теряется во мгле. Слева от меня ничего не подозревающий ручей весело подпрыгивая на камешках подлетает к краю и, потеряв опору, выстреливает на несколько метров над пропастью. Засосало под ложечкой...

Все вдруг озаботились, задёргались – ты знаешь, как это бывает. Я говорил тебе перед поездкой, что этот каньон не слишком напрягает меня в техническом плане, учитывая качество команды и количество взятого снаряжа, но когда ты стоишь на краю такой пропасти, и у неё не видно дна, – это напрягает и даже очень... С каждым из нас произошла причудливая метаморфоза: как только мы втянулись в этот гигантский каньон со всей его огромностью по всем измерениям, оторванностью от мира и воображаемыми или реальными угрозами, новая, а потому непривычная одёжка "правильных" каньонинговых навыков треснула по швам, и первобытный дикарь ломанулся тупо и напролом: пользуясь старой, привычной, заточенной под другие приключения техникой - корявой в приложении к каньонингу. Произошёл «даунгрейдинг» навыков до предыдущей версии: мы продвигались вниз по каньону, а потом и по главной стене, как группа скалолазов, линяющих с маршрута, благо воды было немного, а на стене мы и вовсе с ней не пересекались.

Помнишь, я говорил тебе до поездки, что собираюсь воспользоваться преимуществами большой и сильной команды и слегка на ней попаразитировать: идти в середине группы и документировать происходящее? Фаня должна была стать у нас главным «кинооператором», а себя я видел главным фотографом...

Концепция дала первую трещину, когда перед поездкой заболел Костя. Костя остался дома, а мы остались без традиционного замыкающего, на которого я полагаюсь, как на самого себя. Мне пришлось заменить его самим собой... Потом пошли прахом и прочие элементы «медийного проекта» (о Фанином «видеооператорстве» я расскажу тебе позже...), но первой трещиной стал именно Костин уход.

В любой команде каньонщиков имеются две ключевые роли: ведущего и замыкающего. Чтобы каньонинговый блокбастер удался, обе роли должны быть отданы самым опытным актёрам, но между этими ролями есть и существенная разница. Если коротко, она заключается в том, что ошибка первого – это в большей степени его собственная проблема, чем проблема группы, а ошибка замыкающего – наоборот. Если ведущий проскочил станцию или подходящее место для её организации, «сел на узел» или, не совершив нужный маневр, оказался посреди потока – это, конечно, скажется на всей группе, но прежде всего – это его проблема и его риск. Если замыкающий неудачно уложил или скрестил верёвки, забыл развязать узел или не вывел его за перегиб, и верёвка не продёрнулась – это большая проблема для всей группы: в лучшем случае - потеря времени, в худшем – потеря верёвок. А потерять, скажем, две длинные верёвки из четырёх на полукилометровой стене в первый же день трёхдневного каньонинга – почти катастрофическое событие. Ещё не полный, но вполне себе пиздец...
Обычный расклад в подобных мероприятиях был у нас таков: я играл роль ведущего, а Костя замыкал. Так мы прошли Крит, Реюньон и бесчисленное число маршрутов в Израиле. Желательно, также, чтобы замыкающим был самый лёгковесный «член экипажа» - это позволяет безбоязненно поснимать перед ним все подстраховки. Рассудительный и невозмутимый легковес – идеальный кандидат на подобную роль. Костик соответствовал профилю идеального замыкающего, а за годы хождения приобрёл в этом деле колоссальный опыт, и я просто не видел, кем могу заменить его на большом водопаде Джинбара, кроме как самим собой... Мишка Солодкин, ответственный за бурение скважин под болты, автоматически становился первопроходцем и, соответственно, не мог работать замыкающим. К тому же, человека с его темпераментом всегда лучше отправить подальше на передовую. Отправить Мишку первым - это, в сущности, как выпустить побольше поводка застоявшемуся фокстерьеру: чтобы поминутно не вскакивал на тебя обеими лапами и не дёргал в разные стороны... Второй участник с руками, растущими из правильного места, – это Вовка, и логично было отправить его ассистировать первопроходцу. Вовка, вообще-то, -универсальный ресурс, который можно использовать для затыкания любой дыры в любом месте человеческой цепочки. Если Мишка, идя первым, чего-нибудь учудит и попадёт в переделку, лучше Вовки никто ему не поможет. Правда, мне, замыкающему, тоже требуется ассистент, а идеальный ассистент замыкающего - это такой человек, который умеет и любит жумарить вверх десятки метров верёвок, и этот человек - тоже Вовка. Если бы я мог, я бы его клонировал, но поскольку нужно было распорядиться лишь тем, что уже имеется, я смирился: в случае чего, жумарить придётся мне самому. Эта мысль, между прочим, печалила меня не меньше, чем отказ от уютной синекуры штатного фотографа: я не доверяю своей физической форме и имею для этого некоторые основания (но только не давай это читать нашим общим знакомым – я полагаюсь твою порядочность...). С другой стороны, я прекрасно помню свои ощущения, когда первым спускался по гигантской нависающей стене «Железной Глотки» Реюньона: на фоне этого воспоминания роль замыкающего выглядит в моих глазах почти уютной...

От взгляда, брошенного в бездну Джинбара, у меня действительно засосало под ложечкой, но уже в следующее мгновение я почувствовал постыдное облегчение: на этот раз не мне нужно первым нырять в эту пропасть, а Мишке Солодкину...
Мишка нырял в эту пропасть бесконечно долго. У Мишки и у нас, наблюдавших с безопасного берега за его приготовлениями, интересы находились в разных плоскостях: он был заинтересован в том, чтобы сделать всё предельно толково и не попасть на спуске в переделку, а мы – в том, чтобы не замёрзнуть насмерть за то время, что он предельно толково готовится к спуску, предельно внимательно спускается и предельно обстоятельно строит следующую станцию.

Ко всему, на нас, замерзающих в глубоком и тёмном каменном мешке на краю великого африканского разлома, стали сбрасывать камни бабуины... Сперва мы решили, что над нами прогуливается тот самый горный козёл – недобитый, абиссинский - из-за которого нас не хотели пускать в каньон, но вскоре услышали характерный гвалт и разглядели нахальные морды гелад: они с интересом следили за полётом камней и азартно вскрикивали в надежде на меткое попадание. После каждого особенно прицельного броска, я доставал рацию и под одобрительные реплики соседей по карцеру, стуча зубами, интересовался у Мишки, не существует ли какого-то способа помочь ему поторопиться, но Мишка лишь хладнокровно посылал меня нахер и продолжал делать своё дело невыносимо толковым и обстоятельным образом.

- Я прошёл мимо станции испанцев – рапортовал Мишка – она в таком дерьмовом месте, что я продолжаю спускаться дальше...
- А ты уверен, что тебе хватит верёвки до следующей?.. – во мне бунтовал педант и, к тому же, на моих глазах отправлялся под хвост тщательно проработанный план прохождения...
- Когда тут будешь, сам всё поймёшь... – раздраженно бросает Мишка, и я скромно затыкаюсь на какое-то время. Конечно, это он идёт первым и, вероятно, ему виднее, но так хотелось, чтобы он, наконец, освободил первую верёвку, и очередь сдвинулась хоть на одного человека...
Сверху донёсся возбуждённый визг, исполненный азарта и нетерпения, и в воду прилетели ещё два булыжника. Я сильнее вжался в скалу и затосковал пуще прежнего. Подумалось: а видит ли нас в эту минуту Геч? Не помню, рассказывал ли я тебе, но я отдал Гечу свою новую, подаренную детьми на Дэ эР фотокамеру, чтобы он поснимал нас с обзорной площадки. У этой игрушки абсолютно нечеловеческий зум, и я надеюсь, что ему удалось увековечить наши безумства достойным образом... Я посмотрел на противоположную сторону котловины, но от обзорной площадки нас отделяло порядка семисот метров - хрен что увидишь с такого расстояния.

Вновь затрещала и ожила рация:
- Я не нашел вторую станцию – сообщил Мишка подавленным голосом...
- Как не нашёл?.. И что ты собираешься делать?..
- Бить свою. Вижу под собой полку, надеюсь, что хватит верёвки...
Вот оно! Оправдываются мои наихудшие предчувствия...
Спустя какое-то время:
- Я на полке. Делаю станцию.
Тем временем бабуинам наскучило бросать камни, и они к нашей великой радости откланялись... Главное отличие человека от прочих приматов заключается в том, что люди способны бесконечно долго концентрироваться на решении задачи, которую они перед собой поставили, в то время как обезьяна быстро теряет интерес к абстрактным упражнениям, не связанным с добыванием пищи. Если бы на месте бабуинов были люди, я не сомневаюсь, что они не успокоились бы до тех пор, пока не переебашили нас всех до последнего, пусть бы даже на это ушло трое суток... Именно благодаря такой похвальной настырности мы и стали самым успешным видом живых существ на этой планете.
- Станция готова, второй может спускаться!
Слава богу, процесс пошёл, но до нас с герром Горбахом очередь дошла только через час. За этот не самый добрый для меня час я успел выполнить норму ГТО по отжиманиям и приседаниям: я не имел морального права замёрзнуть насмерть: ведь я был замыкающим, а это - одна из двух наиглавнейших ролей в группе!
Впрочем, это до Саши очередь дошла через час, а до меня - только через полтора, потому что на нём свободные места на следующей станции закончились, и меня вежливо попросили "немного подождать". Это было уже не так страшно, потому что стена, наконец, осветилась солнцем, и я чувствовал себя, как тушка цыплёнка, которую вытащили из морозильной камеры и положили оттаивать. Тушка не представляла себе, как скоро наступит час, когда она будет вариться на солнцепёке и молить о прохладе...

Я с пользой проторчал эти дополнительные полчаса, планируя свои действия по переходу на дюльфер и демонтажу станции. Особенность этой станции состояла в том, что находиться на ней было вполне комфортно - просто стоишь себе на широкой полке, - но переход на дюльфер происходил на нависании за пределами этой полки. Я видел, что все мои предшественники слегка затруднялись с переходом, а мне, ко всему, предстояло, зависнув на верёвке, пораспускать узлы и поснимать карабины. К моменту, когда я получил добро на спуск, весь процесс был добросовестно продуман, и я лелеял мысль о том, каким я сейчас проявлю себя стремительным и профессиональным умельцем: и пяти минут не пройдёт, как я присвищу к пораженным моею крутизной товарищам. Я аккуратно перешел вправо, стал в распор, перестегнулся повыше для удобства работы и попытался развязать узел, на который при спуске предыдущих «рапелЁров» приходилась основная нагрузка. Первое, пока ещё только удивлённое, «блять...» сорвалось с губ и улетело в пропасть: узел не развязывался. Это была классическая "восьмёрка", а не уместная в подобной имплементации «альпийская бабочка», да, к тому же, завязанная с перехлёстом – плод того самого «даунгрейдинга навыков» о котором я тебе рассказывал... Корявый узел был затянут весом пяти предшественников, включая увесистого герра Горбаха, и превращён практически в гордиев. Я бескомпромиссно протрахался над этим узлом с четверть часа, обламывая последние ногти и роняя в пропасть всё более яростные «блять», пока, наконец, мне удалось его прослабить, а потом и развязать. Эти битвы с узлами повторялись на всех последующих спусках, и каждый раз я намеревался изложить своё недовольство виновнику тожества: нашептать ему на ушко (но так, чтобы услышала вся команда...), что я думаю о его мастерстве и сноровке, но я просто никак не мог его догнать. Он был лидером, а я - замыкающим, и нам не суждено было встретиться, а устраивать склоки в эфире (у нас было четыре рации, настроенные на одну волну) было бы как-то нелепо: Мишка был герой и первопроходец, он раз за разом отправлялся в бездну с дрелью наперевес, прокладывая нам путь в неизведанное, и на его фоне я выглядел бы брюзгой и нытиком, донимающим важного человека какими-то «узлами»...

Один раз – видимо для разнообразия – мне оставили на станции хитро закрученный и намертво затянутый узлом слинг, и я с мстительным оскалом потянулся за ножом: наконец, я мог применить рецептик Александра Македонского, не отправив никого в пропасть, и я решил воспользоваться этим в педагогических целях. На пару секунд я застыл в позе Авраама над Исааком, но многолетняя привычка беречь снаряжение одержала верх над жаждой мести...
Возможно, тебе покажется немного неуместным и даже занудным, то как подробно я останавливаюсь на каких-то узлах, когда фактически мы творили историю израильского каньонинга на стенах Джинбара, но что делать, если именно узлами я был занят большую часть времени, и именно они служили для меня источником самых сильных эмоций на протяжении большей части героического спуска. В любом творческом учреждении существует отхожее место, и есть уборщица, которая вынуждена его убирать, и какими бы выдающимися проектами на благо всего человечества не занимались будущие нобелевские лауреаты, уборщица продолжит сетовать на тот прискорбный факт, что блестящие умы так и не освоили простейший навык попадания в центр мишени и не научились сливать как следует воду...

Когда я, наконец, оказался на второй станции, там всё ещё куковали герр Горбах с Мишкой Зэ. Вскоре, Миша отправился вниз, а мы с Сашкой продолжили запекаться на солнышке в своих гидрокостюмах и ждать команды на спуск: праздное время, которое можно с толком использовать для фотографирования, глазения по сторонам и сварливого порицания идущих впереди товарищей за их преступную нерасторопность.

Я глянул вниз: вся стена подо мной была освещена солнцем. Справа, радужным флагом ЛГБТ развевалось облако брызг от водопада, а внизу, в бесконечной дали, виднелось крохотное круглое озеро с отчётливой оранжевой точкой посередине.
- Любопытно, что это может быть - задумчиво говорю я Саше...
- Где?
- А вон там – в озере, видишь? Яркая оранжевая точка...
- А, это... Это же Фанин рюкзак
- Что это?..
- Рюкзак. Фанин рюкзак.
- Чтооооо?!!!!!!
- Рюкзак Фани. Ты что, ничего не знаешь?.. Не слышал наших воплей, грохот и всё прочее?..
- Нет. Я развязывал узлы... Я слышал небольшой грохот, но тут вообще неслабо сыпет...
- Фаня переходила на нависание или что-то в этом роде, хотела перевесить под себя рюкзак и он улетел...
Страшная мысль заворочалась у меня в мозгу. К моменту, когда я открыл рот для вопроса, она уже превратилась в удручающую уверенность:
- Это оранжевое пятно – наша «восьмидесятка»?..
- Ну да. Пиздец, правда? – герр Горбах смотрел на меня с радостным любопытством.
- Ну, типа да... Мы с тобой потеряли последнее право на ошибку: прикинь, если сейчас заклинит верёвку, а конец уже ушёл...

Я задумался, пытаясь вспомнить, что ещё такого интересного было в Фанином рюкзаке, помимо, понятное дело, её личных вещей.
- У неё там ещё наша групповая аптечка и спутниковый. В этом озере плавает наша единственная возможность отправить СОС и оказать первую помощь...
- Там ещё и документы половины группы... - добавил Саша.
- Мои при мне.
- Мои – тоже.

- Там ещё и Фанин ГоуПро с рюкзаком улетел.. - добавил Саша.
- Пиздец видеосъёмке... И как Фаня после всего этого?..
- Фаня – молодец, держится.
- Да уж, Фанька - большой молодец. Просто феноменальный... Ладно, давай тянуть верёвку. Ты какие-нибудь молитвы знаешь?..

На самом деле, с улётом Фанькиного рюкзака мы отделались лёгким испугом: в итоге, Мишка спустился в это озеро и нашел его почти в полной сохранности. Из убытков: треснувший экран «сателлита» и половина лекарств. Самый болезненный удар – это угробленный ГоуПро и, соответственно, - крест на кинематографии, но в общем и целом случилось неправдоподобное чудо: пролетев метров триста, рюкзак угодил в озерцо не больше пяти метров в диаметре! Если бы он отклонился в сторону всего на пару метров, его разнесло бы вдрызг вместе со всем содержимым...

Спуститься к этом озеру было для нас большим счастьем. Это не был ещё конец стены, но всё-таки - первый горизонтальный участок после целого дня, проведенного на вертикали: к этому моменту пошёл девятый час нашего пребывания на стене... Кроме того, у нас снова было четыре длинные верёвки, и меня, наконец, отпустил «синдром отца Фёдора». Ну и, наконец, мы больше не боялись, что неожиданно выскочим на длинное нависание, которое придётся долго и изобретательно обходить: мы давно потеряли маршрут испанцев и потому понятия не имели о характере стены под нами. Фактически, Мишка совершил первопроход, пробив всю стену заново огромными стежками по 80-85 метров.

Между прочим, второе большое чудо после приводнения Фанькиного рюкзака заключается в том, что у нас ни разу не заклинило верёвку. Хотя, какое там «чудо»... Просто - чёткая и профессиональная работа замыкающего. Как ты понимаешь, когда я буду писать рассказ о наших похождениях, я не стану заниматься примитивной саморекламой и назову это «чудом», но с тобой, старым приятелем, я могу быть откровенен: то что все верёвки на стене успешно продёрнулись - исключительно моя заслуга...

По нашим прикидкам, до испанского бивуака у подножия стены оставалось ещё две верёвки. Судя по тому, что «рюкзачное озеро» отсутствовало на схеме испанцев, а на сливе из этого озера отсутствовали болты, испанцы прошли его стороной – вероятно, они старались держаться подальше от оси водопада, опасаясь нависаний, а может и потока воды, который в ноябре наверняка был намного внушительней.

Мишка засверлил станцию и бросил верёвку. Следующее озеро было довольно длинным, и в конце, недалеко от слива имелась площадка, пригодная для более не менее комфортной ночевки, но мы знали, что испанцы ночевали ещё ниже – на самом дне каньона, за большим озером у подножия стены, и мы непременно хотели сегодня туда добраться. Было только шесть вечера, и у нас оставалось ещё минут сорок светлого времени, а закончить спуск можно и с фонариками.

Мы обследовали устье слива и обнаружили с левой стороны болт для навески перил, и спусковую станцию, к которой вели эти перила. Поскольку было очевидно, что под нами дно каньона и сверлить больше не придётся, Вовка вызвался на разведку и быстренько слинял вниз. Он доложил по рации, что спуск заканчивается в озере, что нужно отстёгиваться на плаву, и что он не понимает, где тут могли ночевать испанцы: дно каньона простреливается камнями и везде полно свежих обломков. Альтернативой испанскому бивуаку была ночевка в том месте, в котором мы сейчас находились, но для этого Вовке нужно было отжумарить обратно. Вместо этого, после раздумий и метаний, мы совершили ошибку и отправили вниз герра Горбаха... Саша опытным глазом альпиниста старой закалки оценил ситуацию и подтвердил Володькин вывод: повсюду полно обломков, место для ночевки - гнилое...
- Ладно... Тогда жумарьте обратно, а мы пока накипятим тут кипяточка...
Последовало длительное молчание, свидетельствующее о замешательстве, после чего рация ожила снова:
- Саша говорит, что ему обратно не выбраться... Он говорит, что давно не жумарил, а с положения «на плаву» не жумарил вообще никогда, и он не думает, что это удачное время приобретать новые навыки...
- Так, а что делать?.. Спускаться к вам?
- Нет, тут нет места для такой толпы и очень опасно. Саша говорит, что сам тут переночует.
Долгое замешательство - теперь уже на нашей стороне...
- А у него есть питьевая вода?
- Он говорит, что есть несколько глотков.
- А еда?
- Он говорит, что у него есть немецкая колбаса.
«Колбасу отбери и принеси нам – будет обидно если Сашу ночью засыплет вместе с колбасой...» – нет, на самом деле я этого не произнёс – это было бы слишком цинично даже для такого циника, как я... Вместо этого, мы поинтересовались, можем ли мы передать ему чего-нибудь полезного. Или хотя бы съедобного. У нас есть, также, термос, и мы могли бы спустить ему чаю, но Володька сказал, что это невозможно, потому что всё ляжет на полку ещё в верхней части спуска, и что Саша просит забить на него болт: у него всё есть, ему ничего не нужно, и он даже нашел прикрытый от камней пятачок, на котором переночует.
- Ладно, тогда жумарь наверх, а мы пошли готовить.
Сготовить до Вовкиного возвращения мы, само собой, не успели - этот черт жумарит быстрее, чем некоторые ходят...

В данный момент я уже балдею в спальнике. Мишка Зэ нашел какую-то «выгребную ямку» у огромного валуна и пригласил меня «разделить ложе». Место не самое удобное, но его преимущество в том, что я хотя бы не сползаю по склону вместе с матрасом, как было на предыдущей ночёвке. Мишка уже дрыхнет, а я лежу на спине и пялюсь подслеповатыми глазками в узкий просвет с абиссинскими звёздами. Вижу всего три, но каждая – размером с Бетельгейзе... Перематываю сегодняшний день: то съёживаюсь от комплексов, то раздуваюсь от гордости... Ловко ли, коряво ли, но мы прошли эту чертову стену: успели до темноты, все живы-здоровы, и даже все верёвки при нас остались. Чёртовы ёбаные придурки - скажи?.. J

Всё ещё на дне

Привет, дружище. Ещё вчера, на радостях от того что до темноты успели слинять со стены, у меня была надежда, что нашей прыти хватит на прохождение каньона за два дня, но мы всё ещё в каньоне и не очень понятно где именно... Похоже, нам ещё три дня лесом. Если всё так, как я думаю, и мы заночевали где-то на выходе из последней длинной череды завалов, отмеченной на схеме испанцев, то завтра нам предстоит куковать в этом каньоне ещё минимум полдня.

Сегодня мы встали раньше, чем вчера, а сборы заняли меньше времени. Володька собирается мгновеннее всех: незаметно проглатывает завтрак, впрыгивает в гидрокостюм и с выражением полной готовности на лице бродит меж заканчивающими завтракать участниками: кусок в горло не лезет... Но сегодня он не бродил, а сунул в рюкзак термос и какой-то жратвы, пристегнулся к верёвке и слинял в темноту: проверить, жив ли герр Горбах, и в случае, если жив, напоить его чаем с плюшками. Спустя полчаса потянулись вниз и остальные. Приятно было убедиться, что мой немецкий друг не только жив-здоров, но и весел: добавил нетривиальную ночевку в копилку личных приключений...

Трудно рассказать что-то определённое о сегодняшнем дне: в усталой голове крутится калейдоскоп из бесконечной череды обрывов, заплывов, тобоганов и каменных завалов, и мне не удаётся вычленить из него какие-то особенно яркие моменты. Каньон не то чтобы разочаровывает, но, я бы сказал, что он скорее спортивный, чем впечатляющий. Нет восторженного «Вау!», непрерывно сопровождавшего нас в таких каньонах, как Такамака или Брас Мазерин на Реюньоне. Вчерашняя стена, конечно, была грандиозной, но сегодняшний сектор каньона был длинным, утомительным, разнообразным по части препятствий, но в плане красот ничем особенным не запомнился. Вот чем он мне действительно надолго запомнится, так это затрахом... Особенно - вторая половина дня, когда пошел непрерывный боулдеринг с тяжелыми рюкзаками. Под конец, стал использовать любую минутную остановку, чтобы присесть, а под конец конца - и прилечь. Сперва стеснялся, но потом решил, что тем-то и хороша компания близких друзей, что даёт возможность проявить слабости без существенного ущерба для имиджа...

Меня так достало вчерашнее телепание в обозе, что сегодня я прямо с утра улизнул от должности замыкающего. Паранойя на тему не продёрнувшихся верёвок меня больше не тревожила: стена уже позади, а все наши 415м верёвок по-прежнему с нами. Роль замыкающего тут же подхватил Вовка Кондратьев: прекрасно, когда в группе есть безотказный «универсальный солдат», а ты можешь сачкануть и расслабиться: пофотографировать происходящее, поразвлекаться построением станций на естественном рельефе и даже - поиграть в первопроходца, ныряя с этих станций в "неизведанное"...

Мишка эС и сегодня сверлил, как заведённый, и у нас осталось меньше половины болтов, а спусковые кольца ушли почти все. Эти испанцы – безумный народ: ты представить не можешь, с каких обрывов они сигали и каким "бобслеем" занимались, но мы, понятное дело, берегли копчики и оставили по шлямбуру на каждом тобогане.

Стали лагерем довольно рано – за час до темноты. Во второй половине дня потянулись бесконечные завалы глыб, нам долго не встречалось ни одного пятачка, где могли бы сносно прилечь шесть человек, поэтому, когда к полшестого мы вышли, наконец, к удобной площадке, то решили на ней же и заночевать.

В пылу экономии объёма и веса я, кстати, совершил изрядную глупость: не взял никакой сменной обуви... Продолжать держать измученные конечности в мокрых каньонинговых ботах – абсолютно невыносимо, а ходить в носках по камням и наклонным плитам, мягко говоря, не слишком удобно. Единственное преимущество подобного положения заключается в том, что можно спекулировать своей беспомощностью: ссылаться на отсутствие обуви и не бегать поминутно за водой, как это делают Фаня, Мишка Зэ и прочие предусмотрительные в плане обуви участники. Мишка Зэ, между прочим, феноменально «активен на ночёвках», как выражались в советских турклубовских характеристиках: кочегарит примус, носит и фильтрует воду, разливает кипяток по чашкам, а на абстрактные предложения «чем-нибудь помочь» отвечает решительным отказом – золото, а не участник...
Второе неудобство, с которым я столкнулся на привалах – скользкий надувной матрас. Всю ночь со мной происходит двойное сползание: я сползаю в спальнике по матрасу, а сам матрас сползает вниз по склону. Это происходит при самом мизерном уклоне, который всегда, как ты понимаешь, имеет место быть. Ночная борьба с таким двойным сползанием – утомительное занятие, сводящее на нет преимущества надувного коврика перед полиуретановым. Мишка Солодкин надоумил меня строить в ногах противооползневую стенку из камней, но если она оказывается недостаточно высокой, мой матрас перехлёстывает через неё, как высокая волна через волнорез...
Подожди-ка, я сделаю перерыв в писанине и приберу очередную порцию пепла со шмуток и спальника. Вовка устроил мне "апокалипс", затеяв сжигание мусора в трёх метрах от моей лежанки. А наш мусор, как ты понимаешь, на девяносто процентов состоит из вонючего пластика... «Глад и мор» накатывают на меня волнами: сперва накатывает волна вони и дыма, напрочь выедая глаза, затем приходит облако пепла и толстым слоем накрывает мои Помпеи – разбросанные для просушки шмутки, бивуачный мешок, матрас со спальником и меня самого, ослепшего и беззащитного...

Я вернулся. Отрусил с себя «пепел Клааса» и проел Вовке дырку на тему мусора... Кто-то, похоже, отлил в Везувий, и вулкан притих, но и у меня запал кончился. Да и рассказывать больше нечего: изложил тебе всё, что нашло дорожку в утомлённую и сонную голову...

Triumphus!

Так и хочется проорать тебе кривой от волнения строкой "мы сделали это!", но мне так остопиздело это восклицание... Короче: мы прошли Джинбар, и мне теперь придётся какое-то время привыкать к этой мысли. :)
Конкретно в данный момент я валяюсь в спальнике на грязном полу каменной халупы на окраине «Мучила Кемпа». Я почему-то думал, что «Мучила Кемп» - это площадка для палаточного лагеря, ан нет: тут бурлит жизнь, и местные девушки приходят поглазеть на бледнокожих инопланетян и напоить их кофеём. Но – всё по порядку:

Как выяснилось, мы действительно заночевали вчера на выходе из «полосы препятствий», завалы вскоре кончились, и Джинбар обрушил на нас отменные красоты. Этот лукавый каньон приберёг свои самые бесценные сокровища на последний день и теперь вываливал на нас пригоршнями: гулкое готическое ущелье, изумрудные бассейны, семидесятиметровый спуск в расщелину с барабанящими по каске струями воды, просторные гроты, свисающие с небес космы лиан, заросли причудливых кактусов по берегам русла. Теперь я знаю, что в Джинбаре есть всё, чего только можно ожидать от каньона.

В половине второго мы всё ещё находились в каньоне. Берега стали ниже и положе, было ясно, что выход недалеко, но всякий раз, когда мы предполагали, что прошли последний спуск, мы оказывались у очередного водопада. Потеряв минут десять драгоценного времени в спорах на тему того, где и каким образом оборудовать станцию, мы, наконец, приходили к консенсусу, и Мишка расчехлял дрель. Спусковые кольца почти закончились, и мы просто продёргивали верёвку через ухо болта, благо спуски были короткими. Запас болтов тоже таял.

Мишка эС сверлил очередную дырку на краю обрыва, я варился на солнышке в своём гидрокостюме, чувствуя себя «яйцом в мешочке», а Мишка Зэ обозревал окрестности и комментировал увиденное:

- Смотрите, там люди пришли! Как они сумели сюда спуститься?!.
Все разом посмотрели туда, куда Мишка указывал пальцем. Ниже по руслу каньон делал резкий поворот влево, и прямо напротив нас на поросшем желтым "сеном" крутом берегу стояли три негра-эфиопа в пластиковых шлёпанцах. Мы пялились на них, они - на нас. У одного в руке виднелся мачете. Я помахал им рукой, один из них ответил.
- Смотрите, у них мачете! Как вы думаете, что они от нас хотят? - Мишка Зэ излучал тревогу, что довольно легко понять: не всякий человек рождается Миклухо-Маклаем... - А вдруг они захотят нас ограбить?
Нельзя сказать, что такие мысли не посещает меня при встрече с вооруженными ребятами в эфиопской глухомани, но остров Мадагаскар научил меня в своё время, что не следует в каждом встречном аборигене подозревать каннибала:
- Думаю, весть о нашем прибытии разнеслась по деревням, и народ потянулся смотреть на белых придурков. Мачете, я думаю - это принадлежность одежды местного мачо.

- Блин, как они спустились в этих лаптях по таким склонам? А мы тут рубимся с дрелью, болтами и верёвками...
- Подождите, сейчас, они в этих лаптях взберутся к нам вверх по водопаду, как тот пацан-бедуин в Хазали...

Я пристегнулся к верёвке, спустился к подножию водопада и подождал Мишку Зэ. Вместе мы побрели вниз по руслу под молчаливыми взглядами "коренного населения"
- А что если они нас, всё-таки, захотят ограбить?
- Расслабимся и получим удовольствие... Какие у нас есть варианты? Знаешь, давай мы расслабимся уже прямо сейчас... - я снова помахал рукой и растянул губы в улыбке: "здравствуйте краснокожие братья, мы пришли к вам с миром". Двое братьев постарше приветственно подняли руку, продолжая угрюмо нас разглядывать, третий, помоложе, пялился открыв рот и на приветствие не среагировал.

Ниже по руслу мы выскочили ещё на одну троицу. Они стояли прямо в русле, и мы прошли мимо них, дружелюбно поприветствовав. Судя по слегка испуганному выражению лиц нас не собирались ни насиловать, ни расчленять.
Перед очередным сбросом мы дождались остальных, все вместе выбрались на правый берег и пошли по нему, сопровождаемые эскортом из местных жителей. Не найдя спуска обратно в ущелье, решили «бурить» дырку под шлямбур, и Мишка достал дрель. Сюр нарастал. Туземцы окружили нас полукольцом, возбуждённо обсуждая наши действия и наши космические скафандры. Наклонялись, приглядывались, неприкрыто хихикали. Когда мы разбухтовали верёвку, возбуждение достигло предела: кольцо сузилось, к верёвке потянулось несколько рук.

"Ноу!" - грозно произнёс Михаил Солодкин и строго поднял указательный палец - "А вот это - НОУ!". Туземцы отдёрнули руки и отступили на полшага.

- Вовка, ты идёшь последним, твоя задача успеть спуститься и продёрнуть, до того как они вырвут болт, отвинтят ухо или срежут верёвку...
Вовка успел... Тяжёлые, мокрые, грязные, уставшие, преющие в неопрене, увешанные железом и «пенькой», мы рубимся по дну измельчавшего каньона, из которого можно выбраться почти в любом месте, а прямо над нами прогуливаются чумазые селяне в пластиковых шлёпанцах, с интересом заглядывают в наш овраг и тычут в нас заскорузлыми пальцами.
Очередной болт, очередной спуск. Я спускаюсь первым, за мной – Мишка Зэ. Уходим вперёд, бредём по расширяющемуся руслу, встречаем ещё одну компашку особо любопытных. На мой приветственный взмах, один из них указывает вниз по руслу и два раза повторяет: «Скаут!»

Я понимаю, что это – всё, что мы, наконец, выскочили на гонцов Геча: «Мишка, мы закончили маршрут - выходим на скаутов!..»
Ободрённые и просветлевшие поднимаемся на плоскую скальную плиту правого берега и впереди в отдалении видим большую толпу эфиопов, которые тут же выходят нам навстречу. Во главе колонны вышагивает цивильный эфиоп в полосатой футболке - явно назначенец Геча, - а за ним - два скаута с калашами и разношерстный сброд из окрестных деревень.

Мы окружены толпой: нам пожимают руки, хлопают по плечу, на нас пялятся во все глаза. Мы принимаем поздравления и сияем как два медных таза жарким полднем, не веря, что эта эпопея благополучно закончилась...
Приплёлся герр Горбах - присоединился к веселью, шумно радуется, активно и многопланово фотографируется.

Притащились Миша с Фаней - присоединились к веселью, шумно радуются, активно и многопланово фотографируются.

Прибрёл Вовка Кондратьев – невозмутимо обозрел шумное веселье, чуть заметно одними губами улыбнулся в знак наивысшей степени ликования.

Нам вручили сухпаёк, от которого в считанные минуты остались две полупустые банки с мёдом и с арахисовым маслом и куча пустых из-под более самодостаточных продуктов. Затем, мы, как обычно, бесконечно долго переодевались (эфиопы деликатно отступили за горизонт событий, что нельзя им не зачесть) и перепаковывали рюкзаки.

В процессе переговоров с «полосатым начальником», выяснилось, что он привёл меньше портеров, чем было обещано – пять вместо восьми, поэтому недостающих ему пришлось рекрутировать из числа присутствующих. На наших глазах затлел и разгорелся трудовой конфликт: все хотели срубить деньгу на переноске грузов, но аборигенов было много, а бесхозных рюкзаков только три. Страсти накалялись, голоса возвысились, появились первые попытки взять конкурента за грудки. Скауты помрачнели лицом и перевесили на грудь небрежно болтавшееся за спиной стрелковое оружие. Его наличие, вероятно, сильно способствовало канализации конфликта в цивилизованное русло, и, в итоге, была объявлена лотерея. Собрали и очистили от листьев небольшие веточки, вручили их одному из шнырявших под ногами малолеток, видимо рассудив, что ребёнка сложнее обвинить в пристрастии и мухляже. Затем, все претенденты по очереди испытали свою судьбу: те, кому она улыбнулась, отошли в сторонку, просияв, те, к кому повернулась задом – скуксились и поджали губы. Самый злобный из бунтарей – наверняка латентный коммунист – не согласился с результатами лотереи: побелел, прорычал что-то яростно и быстрым шагом направился вверх по тропе, прихватив с земли увесистое «оружие пролетариата».

Штатные и новоизбранные портеры разобрали наши рюкзаки, и караван потянулся по той же тропе, по которой убежал возмущённый пролетарий. Не успели мы пройти и пару десятков метров, как бунтовщик выскочил из засады и вступил в рукопашный бой с первым портером. Яростная схватка на крутом склоне мгновенно закончилась спуском небольшого камнепада.

Я стоял рядом с Фаней, когда на моих глазах огромный булыжник вывалился из-под ног драчунов в пяти метрах над нами и покатился прямо на Фаню. Она попыталась уклониться, но камень всё равно прилетел ей в лодыжку. Фаня рухнула и заорала так страшно - не жалобно а злобно: такой яростный ор благим матом, – что «драчующиеся» мгновенно умолкли и замерли, а я в ужасе покрылся потом: «пиздец, Фане сломали ногу!» На наших глазах на месте удара вздулся чудовищных размеров купол: я с ужасом ждал, что он сейчас лопнет, и из него на два метра выстрелит пульсирующая струя венозной крови... Мы перетянули Фанину лодыжку бинтом, попросили её пошевелить пальцами убитой ноги и проверили подвижность суставов. Было похоже на сильный ушиб мягких тканей, но кости не пострадали.

Отсидевшись и отдышавшись, Фаня решительно встала на свои полторы ноги. Пользуясь немного однообразными, но предельно выразительными идиомами она высказала эфиопам всё, что думает об этом происшествии, после чего двинулась вперёд, решительно отринув помощь. Мы немного успокоились.

Перед поездкой я несколько раз пытался прояснить сущность и точное местоположение «Мучила Кэмпа», куда нас должны были привести на первую ночевку, но мне это не удавалось: бездонные пучины интернета молчали. Интерес мой был вызван периодическими приступами паранойи: что будет, если нас не встретят или мы каким-то образом проскочим в темноте мимо встречающих? Логичным решением представлялось добраться до Мучилы своими силами. Во время наиболее острых приступов я шёл ещё дальше: что будет, если мы доберёмся своими силами до Мучилы, но она окажется не более, чем вытоптанной под палатки площадкой, и мы не найдём там встречающих? Вероятно, мне стоит разведать и тот путь через горный хребет, которым нас планируют эвакуировать из Мучилы в «большой мир»...

В итоге, как я не бился, мне не удалось однозначно прояснить ни первого, ни второго вопроса, но всё это и не понадобилось: нас благополучно встретили и сопроводили в Мучилу, которая, ко всему, оказалась небольшим, но довольно оживлённым посёлком. Пришли мы в него аккурат к темноте... О!.. Нас зовут жрать курицу, так что на какое-то время я тебя покидаю, но непременно допишу это письмо, как только дожую эту "синюю птицу"... Кстати, в этих местах уже ловится «проблесковая» мобильная сеть, так что есть шанс, что ты получишь сегодня и это письмо, и три предыдущих.

В эфире снова я! Тебе, читателю письма, это, конечно, по барабану, но прошло довольно много времени: это была, кажется, самая трудозатратная курица в моей жизни. Если подсчитать количество калорий, затраченное на пережевывание, и сопоставить с питательностью этой палеоорганики, баланс будет не в мою пользу. Мне пришлось добирать мёдом, намазывая его на инджеру (да-да, ты не ослышался: голод способен превратить человека в клятвопреступника...), потому что все прочие ресурсы уже исчерпаны. Думаю, встречающие нас товарищи сами употребили выписанные на нас продукты, поскольку прождали нас тут на сутки дольше, чем планировалось.
Итак, где я был, до того, как пошёл на поводу у желудка?.. Ах, да... В Мучиле нас провели к небольшому скоплению каменных построек на окраине посёлка. Три или четыре строения, не всегда понятной функциональности. Все домики выглядят довольно заброшенными, и, похоже, сами местные ими не пользуются. Немного поспекулировали на тему их предназначения: моя гипотеза заключается в том, что их построили после посещения этого района испанской командой. Вероятно ожидался расцвет новых васюков на почве превращения Джинбара в центр мирового каньонинга, и вот, не прошло и семь лет, как появились мы и оправдали ожидания...

Нас поселили в самое монументальное из строений, состоящее из «салона» и «спальной комнаты». Имеется в наличии пара спальных мест: деревянные нары, сооруженные из тонких брёвнышек, перетянутых сыромятными ремнями. Из остального убранства – два грубо оструганных бревна у стен, служащие скамейками, и немного мусора на полу. После каньона – просто хоромы.

Как только Мишка Зэ взгромоздился на нары, ему приволокли огромную шкуру горного козла (вероятно того самого: абиссинского легендарного) - старую, со свалявшейся вонючей шерстью. Мишка брезгливо отринул подношение. Нам предлагали этого козла всем по очереди, и все по очереди вежливо отказались, хотя по лицу подносящего было видно, что нам оказывают этим выдающиеся почести.

Затем, нам устроили кофейную церемонию, руководила которой местная красавица. Кажется я говорил тебе, что эфиопки нередко милы, а иногда и примечательно красивы?.. Женские красоты волнуют меня наравне с красотами природы, поэтому я склонен возвращаться к обсуждению и красот, и красоток при каждом удобном случае...
Прямо при нас она поджарила на круглом подносе кофейные зёрна, сварила из них кофе – эту часть процедуры я, впрочем, упустил – и подала нам его в маленьких изящных кофейных чашечках, абсолютно неожиданных в подобной глухомани. Кофе, кстати, отменный: я с удовольствием употребил две чашечки, а затем попросил и третью, чтобы доставить девушке удовольствие.
Пожалуй это всё на сегодня. Завтра нам предстоит ранний подъём и эпический переход Суворова через Альпы, так что пора на боковую.

Рай для придурка

Пишу тебе в полном умиротворении. Мы в Ченеке, и это просто рай, черт побери! Откатались весь вечер, как сыр в масле: пиво, праздничный стол, повар в колпаке – минута возвышенного счастья, в которую не страшно и помереть...
А начинался день куда как скудно. Встали мы к завтраку в начале шестого, как было уговорено, но вставать, по большому счёту, было не к чему: на завтрак нам выдали по одной яйцеклетке, носившей гордое наименование "куриное яйцо". Собственно говоря, именно из таких яйцеклеток и должны вылупляться мумии вроде той, которую мы употребили на ужин.

Привычно добрали недостающие калории инджерой с мёдом и арахисовым маслом и в начале седьмого стартанули.

В переписке Геч запугивал меня трудностями этого перехода: бездонными пропастями, эфемерными тропками, крутизной склонов и непроходимой чащобой, но тропа оказалась вполне натоптанной, а в крутых местах даже оборудованной приставными лестницами.

Примерно к полудню мы поднялись на водораздельный хребет, где нас поджидал Геч с обедом. Это было крайне мило с его стороны, учитывая скудость и качество того, чем мы питались последние сутки.

Из интересного: Геч расписал нам свои переживания в тот момент, когда он наблюдал полёт Фаниного рюкзака. С расстояния в семьсот метров даже в объектив моего фотоаппарата невозможно было разглядеть, что именно усвистело в пропасть, но было ясно, что неопознанный объект сопоставим по размерам с человеческим телом. Разумеется, Геч решил, что это был кто-то из нас. Эта мысль была ужасна и сама по себе, но, к тому же, она ставила перед Гечем задачу по организации спасательных работ. Он уже начал обдумывать, где раздобыть самую длинную верёвку в Эфиопии, чтобы спуститься на дно каньона и спасти хотя бы тех немногих бедолаг, которым удастся добраться живыми до подножия стены, но, пересчитав шевелящиеся на стене точки, пришел к выводу, что все бедолаги на месте, и что улетел всего лишь один из рюкзаков. Понаблюдав какое-то время за перемещением этих точек, он понял, что придурки продолжают спускаться, как ни в чем не бывало, и немного успокоился.

Что-то утомился я писать эти записки, да и рассказывать больше не о чём: долго шли, сильно устали, вышли к дороге, сели в микроавтобус - и вот мы в Ченнеке: расслабляемся под сенью лобелий, лакаем пиво и ласкаем женщин... Последнее - шутка.

Кстати о женщинах: Фанька - кремень и железный Феликс.

Завтра начинается наш трек на Рас Дашен, а на горизонте уже, как всегда, замаячило возвращение. Спокойной ночи, дружище, и привет общим знакомым!
Скоро увидимся.
Счастливый придурок.

Фотоальбомы:
1. Каньон Джинбар

2. Восхождение на Рас Дашен (4553м)

3. Гондар и Аддис-Абеба